Он вызывал во мне противоречивые ощущения. Мне нравилось на него смотреть, я вообще загляделась на его руку, когда он брал со стола свой стакан с пивом. Крупная, с резко очерченными костяшками, выступающими венами. Тоже загорелая, как лицо. И голос его мне тоже понравился: мягкий, с проскальзывающими порой рычащими нотками.

И одновременно с этим он меня дико раздражал. Во-первых, потому, что он, похоже, привык пользоваться своей мужской привлекательностью, явно считал, что уложит в постель любую. Во-вторых, что ни фраза, то с подковыркой. В-третьих... меня раздражала собственная реакция на него. То, что я терялась от его взгляда, как овца, бекала и мекала, не зная, что отвечать на подколки. Что обрадовалась, снова увидев его там, на танцплощадке. Что по телу невольно прошёл жар, когда он обнял меня.

Я помотала головой, возвращаясь в настоящее. Забыли про этого Реутова, обычный бабник, каких тысячи. Надо с Ванькой разобраться.

— Почему я с тобой должна быть, мы что, сиамские близнецы, что ли? — возразила я вслух. — Я же тебе развлекаться не мешаю, почему я не могу потанцевать и поболтать со знакомым?

Ванька остановился и обиженно засопел.

Блин, я знала эту его привычку. Пытается показать, что недоволен и одновременно не хочет ссориться. Нет чтобы послать или по-мужски заявить, мол, будь рядом, и разговор окончен. Нет, Ванька по жизни пытается уладить дело бабьими способами: уговорами, рассуждениями, наматыванием десятков метров лапши на уши.

— Ну ты как бы моя девушка для всех, — так и есть, начал переливать из пустого в порожнее. — Что я, один должен быть, когда моя девушка с кем-то другим сидит?

Я скрестила руки на груди и посмотрела на него сверху вниз (технически снизу вверх, но со всем высокомерием её королевского величества). Не сработало, Вано только распалился:

— Что он от тебя хотел? Подкатывал?

— Вань, ты чего? — я взяла его под руку. — Просто перекинулись парой слов же.

— Да? А чего он тогда к тебе лапы тянул? Почему ты со мной в обнимочку не разговариваешь?

— Ты совсем?

Нет, конечно, может, я и расслабилась. Вспомнила папу, настроение скакнуло. Но Марк, по-моему, только утешить меня хотел. Не заметила у него задних мыслей. Тогда, на танцплощадке — да, а за столиком нет, нормально себя вёл, обычно.

— Я совсем? Может, ты вообще к нему жить пойдёшь?

Это же надо как у него подгорело!

Пока я смотрела на Вано в молчаливом изумлении, меня овеял лёгкий ветерок с запахами бензина, кожи и мужского одеколона, и приятный голос с ухмыляющимися нотками произнёс прямо над ухом:

— Я не против.

Я обернулась. Так и есть, стоит себе совсем рядышком, с довольной рожей, улыбается. А за руку уже уцепилась какая-то крашеная блонда. Наши с блондой взгляды перекрестились, как хорошо отточенные лезвия. Она отвернулась первая и дёрнула кавалера за руку:

— Может, пойдём?

Марк не успел ничего ответить. Я тоже подхватила Ваньку за локоть:

— Давай домой уже, хватит ссориться на ровном месте.

Блонда утащила Марка, я Ваньку. Он ещё мямлил что-то, но, по-моему, успокоился, завидев, что потенциальный соперник уже не один.

А вот моя личная реакция на это оставляла желать лучшего. Чёртов бабник. А ведь я уже было поверила, что он нормальный. Но нет, как все, что одна девушка, что другая. У него их на каждый день, наверное, девушки-неделька.

Ну и пусть шпилится с ними хоть со всеми вместе разом.

Кое-как, с рывками и резкими торможениями, на чинной скорости, мы добрались до Ванькиного дома. Стоило сойти с мотика, как меня охватило уныние. Ваня ушёл ставить мот в гараж, а я присела на скамейку, обычно оккупированную бабульками, и достала сигаретку.