– А ты почем знаешь? – спросил Саня. – Тут тройная развилка. Дороги-то, поди, скоро совсем заметет. Потом и вернуться не сможем, если что. Заблудимся к хренам.

– Видишь, куда стрелка показывает?

Остальные пригляделись: табличка, оказывается, была не просто табличка, а вырезанная из щербатой доски стрелка-указатель. Если считать с левой стороны, то идти нужно было по третьей дорожке из трех.

На лес опустился полумрак. Ребята замерзли как додики. Под носами наросли сосульки.

Среди деревьев показался просвет. На небольшом холме виднелись три дома. Если считать слева, то лишь третий выглядел жилым. Первый стоял заколоченным, у среднего провалилась крыша.

– Это и есть твои полсотни домов? – усмехнулся толстый Саня.

– Ну, карта старая, советская, – оправдался Петька. – Давайте к третьему дому.

Пока пробирались к жилищу, утопая в снегу по щиколотку, вдали раскатился эхом низкий, утробный отрывистый рев.

– Что это?! – перепугался Димон.

– Кажись, человек, – отозвался Леха – не то в шутку, не то всерьез.

– А мне думается, не станет человек так реветь, – сказал Петька. – Медведь, верняк.

– Медведь ниже ревет.

– Ладно, харэ сиськи мять, пойдемте в дом.

Петька громко постучал в дверь. Затем еще раз. Потом Леха отодвинул его, схватился за ручку и дернул на себя.

Дверка открылась. Изнутри хлынуло тепло с прелым запахом деревенского жилья.

Четверо переглянулись.

– Заходим, заходим, – поторопил Леха. – Тепло не выпускаем.

Они ввалились, последний плотно закрыл за собой дверь.

Тесные темные сенцы. Чугунные горшки в углу. Старые кирзовые сапоги. Одинаковые серые фуфайки на вбитых в стену гвоздях.

– Э-э-э-э-эй! – позвал Петька. – Есть кто?

– Видать, хозяин отошел.

– Хорошо, если не в мир иной.

Петр приоткрыл дверь в комнату. Внутри – грубо тесаный стол, три табуретки, похожая на лагерные нары кровать. На полу – вытертый половик.

На столе в тарелках – хлеб и сало. Свежие.

Натопленная глиняная печь чуть слышно гудела жаром. Леха приоткрыл заслонку, заглянул.

– Дровишки-то почти прогорели. Наверное, хозяин в лес отправился.

– Есть идея, – сказал Петька. – Давайте-ка его найдем, объясним ситуацию. А то вернется, увидит четверых пришлых лбов у себя в хате, испугается и убежит.

– Давайте, – откликнулся Леха.

– Я за, – поддержал Саня.

– А я бы лучше тут остался, – пошел на попятную щуплый Димон. – Что-то мне, ребят, совсем лихо. Замерз. Вы теплее меня одеты – вот и идите.

– Ишь ты, какой хитрожопый черт! – завозмущался Саня. – Нет уж, если идти, то всем!

– Да ладно, пусть остается, – великодушно разрешил Петька. – Ты глянь на него. Весь посинел. Втроем справимся. Пошли.

Оставшись в одиночестве, Димон уселся за стол, поудобнее пристроил голову на изгибе локтя и уснул сном младенца.

Вскинулся, когда стемнело. Он все еще был в доме один. Поднес к глазам часы, включил подсветку, посмотрел время. 20:34. Выходит, ребята отсутствуют больше двух часов.

Глянул в окно. Похмуревший день догорал последними отблесками. За вечер намело немерено. Буря поутихла, но снег не перестал, а ветер выл раненым зверем.

Димон достал из кармана мобильник, посветил на потолок. Ни лампочки, ни даже торчащего провода. Деревня без электричества.

Зато на столе стояло блюдце с огарком свечи. Димон поднес к фитилю зажигалку, как вдруг…

… снаружи донесся рев, отдаленно похожий на человеческий крик боли. Низкий, яростный, короткий.

Димон остолбенел.

Вот снова! Очень близко к дому. Совсем рядом.

Что это? Скрип свежего снега под ногами? Или под лапами?

Так и есть! Шаги. Приближаются.

Димон отпрянул от окна, вжался в угол между теплой печкой и стеной.