Последние слова Егоркин произнес, не поднимая на коллегу глаза, белая кожа покрылась пятнами, а на лбу выступил пот.

Гуров крепко ухватил его за пуговицу щегольского пальто и тряхнул:

– Кто тебе приказал написать этот рапорт, Семенова?

– Лев Иванович. – У Егоркина на глазах выступили слезы, он перешел на испуганный шепот, крутя головой, не подслушивает ли кто их разговор. – Простите. Вы не понимаете. У меня семья, дочка, жена. Я не могу ей отказать, иначе придется попрощаться с работой, со служебной квартирой. Я не могу, у меня машина в кредит, жена, дочка. – Егоркин повторял словно заклинание свои доводы. Он робко отодвинул ворот рубашки и показал алые полосы от женских когтей на шее. – Вот видите, что она сделала в ярости. Если я откажусь выполнять ее приказы, то она спустит на меня своих головорезов.

Егоркин кивнул головой на верзилу, который лениво подпирал стену фельдшерско-акушерского пункта, ожидая конца разговора.

– Что ты написал в рапорте?

– Что вы напали на несовершеннолетнего жителя поселка и душили его. Что употребляете алкоголь на рабочем месте. – Он снова еле слышно прошептал: – Простите, у меня нет выбора. Она мне приказала.

– Семенова?

– Да.

– Она сказала, почему против моего участия в расследовании?

– Нет, – покачал головой Андрей и снова покосился на охранника. – Простите. Ваши вещи на заднем сиденье. Лучше будет, если вы заберете их и уедете из города прямо сейчас. Вот. – Он торопливо порылся в бумажнике и протянул пятитысячную купюру оперу. – Этого должно хватить, чтобы на попутке добраться до райцентра и оттуда до Москвы.

– Ты идиот? – Гуров все-таки не удержался от гневного восклицания.

– Мало? Но я пока не могу больше, у меня нет. Давайте спрошу у Маргариты…

– Ты идиот! – снова выдохнул Гуров и сжал ладонь следователя, так что смялась купюра, а пальцы побелели. – Ты понимаешь, что своим рапортом губишь свою карьеру? Ваша Маргарита здесь царица. Здесь и сейчас. Как только я сделаю один звонок, и тебя с твоим рапортом, и ее заставят отвечать за наглую ложь. И отвечать по закону. Как думаешь, потом ты сможешь и дальше работать в прокуратуре?

– Она пообещала, что решит все проблемы. – Губы у испуганного Егоркина дрожали. Он с ужасом наблюдал, как к машине приближается охранник. – У меня было всего пять минут для разговора с вами, Лев Иванович. Вам лучше сейчас уехать, прошу вас. Я не хочу проблем. Я прошу, забирайте вещи и уезжайте из Туманного.

– Дай мне телефон, я сделаю один звонок своему начальнику. Он начнет меня искать, если я не выйду на связь. Обещаю, я расскажу, что ты написал рапорт под давлением.

– Нет, простите, я не могу! Не могу вам помогать, мне запретили.

Молодой мужчина почти умолял, глаза становились все больше. В этот момент верзила-охранник остановился у дверцы и забарабанил толстыми пальцами по стеклу.

– Ты идиот, Егоркин! – в сердцах выпалил Лев, подхватил с заднего сиденья скромный пакет с вещами и вышел из машины.

Который раз за сегодня ему приказывают, просят, советуют уезжать из города? Третий, кажется. Пора и ему высказаться по поводу происходящего. Лев Иванович отбросил пакет в сугроб, чтобы вещи не мешали выплеснуть наконец клокочущую уже в горле ярость. Он не был профессиональным спортсменом, но давно занимался восточными единоборствами. Да и преступники не давали расслабиться, базовые умения наносить удары, применять болевые или блокирующие приемы пригождались ему не раз.

Ударом кулака под дых опер заставил здоровяка, что был к нему приставлен по приказу Семеновой, согнуться. Пока тот хрипел, пытаясь вдохнуть, Лев Иванович ударил здоровяка по лодыжке и таким образом поставил на колени. Пальцами он сжал шею, мужчина застонал от боли, а Гуров наклонился к уху и тихо проговорил: