Пришлось повернуть назад. Довольно скоро на моем пути опять стали попадаться редкие прохожие, я опять стал причастен к жизни людей, а не бутиков, и так, следуя за людьми, я вступил в темную, освещенную только всплесками фар несущихся автомобилей, часть проспекта Нефтяников. Первая вывеска на азербайджанском языке, еле тлевшая в темноте, привела меня к низкой полуподвальной норе, в которой размещался ночной магазинчик, где продавались пиво, вода, шоколад, какие-то печенья, орешки и прочая несъедобная еда международного производства.

Вторая вывеска, неприятно и нервно мигающая красными вспышками, скрывала за собой теплый пар, запах съестного и несколько столиков. За ними расположилось шесть или семь одетых в немодные кожаные куртки мужчин, которые, неторопливо разговаривая, пили пиво, курили и играли в карты. Мой приход несколько сбил их с размеренного ритма их занятий, они явно были здешними завсегдатаями и не ждали пришельцев со стороны. Но голод – не тетка, я увидел незанятый столик и устремился к нему. Меню на азербайджанском языке ничего мне не сообщило, поэтому, когда подошла хозяйка – довольно еще молодая, но сильно расплывшаяся женщина, по-свойски распоряжавшаяся среди своих посетителей в халате и черных колготках с дырками, – я обратился к ней по-русски:

– Добрый вечер.

– Добрый вечер, – отвечала она любезно, хотя чувство любопытства явно пересиливало в ней все остальные эмоции.

Несомненная удача: русский она, по крайней мере, понимала.

– Что-нибудь поужинать… Люля-кебаб, зелень, лаваш, чай…

– Люля-кебаб нет, шашлык… – произнесла она, не без труда подбирая забытые русские слова.

– Ну и отлично. Шашлык, огурцы-помидоры – есть?

– Ест.

– Зелень, чай, лимон…

Она записала что-то на бумажке и удалилась за портьеру, отделявшую зал от кухни.

Я же, не в силах более удерживать внутри то, что было пережито за этот день, достал тетрадь и, примостив ее на уголке стола, чтобы она не слишком бросалась в глаза, принялся записывать… Про аллею шахидов, про пир Хасан, про Эмиля, дворец ширваншахов, эти дома без огней…

Я очнулся, когда голос хозяйки над моей головой произнес:

– Вы пишете? – глаза ее выражали неподдельное изумление.

– Да, пишу.

– А зачем? – в ее глазах пылал огонь любопытства, когда она ставила передо мной тарелку с двумя палочками шашлыка.

– Я первый раз в Баку, много впечатлений, вот и записываю, – честно сказал я.

– А вы русский? – спросила она, не в силах оторвать от меня взгляд.

Я понял, что в этот момент не она одна смотрит на меня, и хотя в кафе по-прежнему стояла тишина, я чувствовал, что карты отброшены и главная игра происходит сейчас между нами.

– Конечно, русский.

– Из России?

– Из Москвы.

Эта короткая фраза решила дело: в глазах хозяйки отобразилась подлинная признательность, как будто, если бы я сказал, что приехал из Пскова или из Орла, я не удовлетворил бы ее ожиданий. Компания за моей спиной тоже зашевелилась с чувством несравненного облегчения, карты были заново перетасованы и вброшены в игру, хозяйка принесла с кухни недостающие блюда моего меню, но уходить не собиралась.

Она отодвинула дальний стул, стоявший в торце стола, поставила на него колено и поинтересовалась:

– Вкусно?

– Да, очень вкусно! – я был голоден как волк, шашлык был из хорошей баранины, и в моих словах не было ни капли притворства.

Не меняя интонации, она вдруг сообщила:

– А я – беженка из Карабаха. Все здесь – беженцы… Я собрала немного денег, чтобы открыть это кафе. Оно называется «Айгюн» – в честь моей дочери…