– Я хочу провести эксперимент, и мне нужна помощь. Много времени это не займет, но мне понадобится более или менее стерильное помещение и эксперт, умеющий обращаться с микроскопом.
– Большинство из нас умеют. О чем именно речь?
– Сперва мне хотелось бы спросить, могу ли я довериться тебе. Есть большая доля вероятности, что все это ерунда на постном масле и не стоит потраченного на нее времени, но я не могу рисковать и хочу, чтобы об этом знали только мы вдвоем.
Генц, до сей поры весьма скептически взиравший на Хесса, расплывается в улыбке:
– Если ты намекаешь на то, что я сказал тебе в прошлый раз, то, пойми, я вынужден был соблюдать осторожность.
– Ну а теперь соблюдать осторожность вынужден я.
– Ты серьезно?
– Да, вполне.
Генц посмотрел чуть в сторону, точно вспоминая, какая груда бумаг ждет его на письменном столе.
– Что ж, если это имеет отношение к нашей работе и не выходит за рамки закона…
– По-моему, все условия соблюдены. Если только ты не вегетарианец. Куда мне подъехать?
Последние из расположенных на первом этаже здания автоматических ворот открываются, и Хесс задним ходом загоняет служебную машину внутрь. Генц снова нажимает на кнопку, и ворота закрываются. По размеру помещение не уступает автомастерской. Это одна из лабораторий отдела, в которой производится обследование транспортных средств, и хотя осматривать придется вовсе не автомобиль, Хессу оно вполне подходит. Здесь на потолке мощные неоновые лампы и решетка водостока в полу.
– Что будем осматривать?
– Помоги, пожалуйста. – Хесс открывает багажник, и Генц вскрикивает от неожиданности, увидев на его дне мертвую бледную массу, завернутую в прозрачную одноразовую простыню.
– Что это?
– Свинья. Ей примерно три месяца. Я приобрел ее на Мясном рынке. Еще час назад она висела там на крюке в холодильной камере. Давай перенесем ее на стол.
Хесс берет тушу за задние ноги, а Генц, слегка помедлив, – за передние. Вместе они переносят свинью на стоящий у стены металлический стол. Брюхо хрюшки вспорото, все внутренности удалены, а безжизненные глаза уставились в стену.
– Я что-то никак не врублюсь. Какое все это имеет отношение к нашей работе? Ты что, шутки шутишь? Поверь, на забавы у меня просто-напросто времени нет.
– Ничего я не шучу. Хрюшка весит сорок пять кило, то есть столько, сколько ребенок в дотинейджерском возрасте. У нее голова и четыре конечности, и хотя хрящи, мышцы и кости несколько отличаются от человеческих, все равно мы получим базу для сравнения при исследовании орудия убийства. Но сперва хрюшку надо расчленить.
– Расчленить? – Генц недоверчиво смотрит на Хесса, который, вернувшись к машине, достает с заднего сиденья папку с делом и какой-то продолговатый предмет в матерчатой упаковке. Сунув папку под мышку, он вскрывает упаковку с подкладкой и вынимает из нее мачете длиной почти в метр.
– Вот что нам предстоит исследовать, когда закончим с хрюшкой. Мачете более или менее соответствует найденному у осужденного по делу Хартунг, и я хотел бы расчленить свинью точно так же, как он, судя по его показаниям, расчленил тело девочки. Я возьму фартук, ладно?
Хесс кладет оружие и папку с делом на стальной стол, рядом с которым стоит Генц, и надевает один из висящих на вешалке фартуков. Генц переводит взгляд с папки на Хесса и обратно.
– Но зачем? Не думаю, что это может иметь отношение к тому делу. Тулин говорит, что…
– А оно и не имеет. Если кто-нибудь войдет, мы разделываем поросенка для рождественского обеда. Ты возьмешься или мне начать?