– Ну да…

Мякиш не договорил, потому что к ним вихляющейся походкой подошёл один из остальных. Лицо дурака: свинцового цвета глазки на выкате и застывшее выражение лица.

– Чё, как, туалетное воинство? Обнюхались? – визгливо спросил он. Да, вот этот голос Антон запомнил прекрасно, небось, и подушка от него первого прилетела.

– Всё в порядке, Боня, – очень спокойно ответил Алексей. Мякиш даже позавидовал его интонации, вряд ли бы сам так смог. – Распределяем очередь на очистку.

Боня подошёл вплотную к Антону, едва не отбросив его снова к стене, больно щёлкнул пальцами по лбу, глупо заржал и вернулся к своим.

– Вон, с седой прядью – это Судак. Он тут типа за главного. Боня и Олежек его шестёрки. Остальные пацаны более-менее, но из-за них задираются, – очень тихо сказал Принц. – Олежек вот тот длинный, справа.

Мякиш проследил за его взглядом. Понятно. Обычная раскладка, как и во всех мужских коллективах родной страны, где власть типа Филата – штука формальная, а вот такие судаки правят бал.

– А ты сам почему… отверженный?

Мишка глухо басовито засмеялся, видимо, услышав пафосное слово. Потом совершенно по-обезьяньему, очень быстро почесался. А вот Принц вздохнул и даже немного отвернулся.

– Да я – застрявший. Ну, ты пока не знаешь, но вот так. А нас нигде не любят.

То же самое говорил и Филат, понять бы ещё, что это значит.

– Я тебе вечером расскажу. Когда все лягут, удерём на крышу, потолкуем.

Судак тем временем поднялся, с наслаждением потянулся и бросил, ни на кого не глядя:

– Жрать пора, упыри. Погнали уже.

Остальные радостно загомонили, начали выстраиваться у двери в некое подобие колонны по двое. Впереди Судак в единственном числе, дальше локоть к локтю Олежек и Боня, а потом уже другие, соблюдая какую-то субординацию, вероятно, очень важную для них самих.

– Мы последние?

– Естественно. Мы тут везде последние. В хвосте.

Столовая не поражала ни размерами, ни ассортиментом. За низким окошком виднелся худой мальчуган даже младше нынешнего облика Мякиша, который споро выставлял каждому поднос с миской воняющего капустой жидкого супа, ржавым жареным рыбьим хвостом на глиняном картофельном пюре и непременным компотом.

– Тут что, суп на завтрак? – с сомнением спросил Мякиш, принюхиваясь к смеси довольно противных запахов еды. Такое только если очень проголодаться…

– Ну да. Обед очень скудный, каша и бутерброд. А на ужин орехи.

– В смысле? Орехи и всё?

– Ага. То грецкие, то арахис. Иногда фундук какой-нибудь. Запивать водой приходится.

Принц сел за самый зачуханный стол в углу, который послушно качнулся на кривой ножке, но по крайней мере не упал от тяжести подноса.

– Ты ешь, ешь. До вечера проголодаешься, – убеждал он Мякиша, который тоскливо размешивал погнутой алюминиевой вилкой суп, надеясь найти там хоть что-то, кроме пары плавающих капустных листов. – Сейчас пойдём в класс, изучать строение осьминогов, а потом деньги рисовать.

Антон даже застыл с ложкой у рта.

– Какие… деньги?!

– Обыкновенные. С портретом коронарха. Но нам здесь ими пользоваться негде, а вот там, за воротами, говорят, в цене. Жаль, я-то проверить не могу.

Алексей прервался, с наслаждением обсасывая рыбий хвост. Мякиш послушно проглотил ложку варева и решительно отставил тарелку с супом в сторону. Уж лучше вечером орехи. Как птичка.

– Так туда выйти можно?

– Ну да. Я тебе всё расскажу вечером, сейчас много болтать нельзя. Судак разозлится, он считает, что нам, чмошникам, и жрать-то надо в коридоре. А раз уж здесь – молча.

Мишка при этом съел всё подчистую, вылизав остатки картошки, и жадно поглядел на почти неначатый суп Мякиша. Тот кивнул и подвинул ему миску.