Тут дверца автомобиля распахнулась.

–Вуаля!

Орлова спустила на землю одну ногу в брючине, из-под которой странно смотрелся ее узконосый ботинок, затем – вторую, а потом выскочила вся. Мужчины ахнули. Перед ними стоял соблазнительный тонкокостный мальчик, правда, пиджак был великоват в плечах, и брюки сидели слегка мешковато – но в этом был даже какой-то шик. Свои длинные волосы Сашенька спрятала под шляпу. Вид она имела отважный.

–Ну как?

–Брависсимо! – Волошин извлек из кармана графитовый карандашик, лизнул его и подрисовал Саше щегольские усики, – Одним поэтом стало больше. А теперь – в ресторан!

***

Чернявый крутился на перроне. Носильщики косились на него, но он только улыбался, показывая крепкие зубы. Уже схлынула толпа, ринувшаяся за Волошиным. Из «Норд-Экспресса» неспешно выгружались последние пассажиры. А парень все будто выискивал кого-то.

Вот из последнего вагона, опираясь на руку стюарда, вышла женщина лет пятидесяти, ее бесформенную фигуру покрывало поношенное балахонистое черное платье, на голове не было шляпы, а жидкие седоватые волосы кое-как стягивались на затылке в неряшливый пучок.

–Спасибо, мой хороший!

Стюард рассчитывал на большее, но дама уже пошла по перрону, таща дешевый саквояж самостоятельно. Чернявый увязался за ней.

–Позвольте помочь?

–Да ведь я не заплачу, мой хороший.

–Да ведь я не за деньги, – саквояж перекочевал в руку парня, – Интересуюсь, как там живется пролетарию в Париже. Вы, мадам, из работниц?

–С чего ты взял?

Чернявый осклабился.

–Неужто ошибся?

–Ошибся, – мясистое лицо женщины дернулось смехом, и она прикрыла рот рукой.

Парень удивленно рассматривал ее руки с тонкими длинными пальцами пианистки, на пальцах – большие серебряные перстни.

–Да, с такими-то руками вы точно не из прогрессивных. Позвольте, угадаю. С книжками дело имеете, так? Писательница?

Они уже подошли к площади вокзала. Дама подняла руку, извозчичья коляска подкатила.

–Что ж, отчасти ты угадал. А теперь давай-ка я. Как говорится, услуга за услугу.

Извозчик принял саквояж, а женщина схватила левую руку чернявого и начала изучать его ладонь с четко обозначенными линиями. Чернявый почувствовал неприятный запах от ее волос, когда она нагнулась, однако рука женщины была на удивление мягкой, обволакивающей.

–Вижу, – вдруг горячим огрубевшим шепотом заговорила она, – вижу, мой дорогой!

–Что там?

–Вижу огненного коня и всадника на нем, он придет на смену царству белого коня, и судьбы народов будут вершиться роком, – голос женщины совсем загрубел, будто принадлежал мужчине, стал тревожно-отчужденным, – Поднимется всемирный мятеж против всякой государственной власти и против всех общественных законов. А! Вот и ты, скачешь на огненном коне. Смерть… много крови… Пуля войдет сюда! – и женщина ударила парня в область солнечного сплетения.

Она замолчала, все еще держа его руку и плавно раскачивая ее в стороны, виски повлажнели от пота. Парень оторопел.

–Испугался? Ну-ну… – уже спокойно сказала она, – Да ты ведь не робкого десятка, к тому же весьма ловкий человек. Ты, часом, не карманник?

Парень выдернул руку.

–Обижаете, ваше благородие, а я от сердца: смотрю, женщина надрывается, отчего не помочь. Эх! Наговорили тут!

Дама усмехнулась, сунула в руку парню мелкую монету.

–Выпей за мою удачу.

–А звать-то вас как?

–Анна-Рудольф. Я – как ангел бесполый, так-то, мой дорогой.

Женщина забралась в коляску. Коляска двинулась по проспекту.

–А по мне – так бесиха, – процедил чернявый.

Парень сунул монету в карман, проводил коляску глазами, засвистел какой-то пошлый мотивчик. Прохаживающийся рядом незаметный господин в котелке тотчас потребовал извозчика и с криком «Гони!» отправился следом за укатившей дамой.