– У нас в Питере ЧП.
– Знаю. «Первый» уже в курсе. Докладывайте по событиям каждые пятнадцать минут.
– Есть докладывать.
Да, «Первый» был в курсе, но не представлял еще масштаба случившегося. И никто не представлял. Жизнь в Кремле текла своим чередом – встречи, доклады, телефонные переговоры, обмен мнениями, назначения и прочая ежедневная бюрократическая рутина. Но она с минуты на минуту прервется. Все вдруг поймут… осознают… И станет не до бумажек и «Первому», и всей стране…
– Назад!.. Назад, я сказал!
– Ты что?! Мы с Литейного. А ну пропустил! Быстро!..
– Откуда… Откуда мне знать, кто вы такие? С Литейного или с Мойки? У вас на рожах не написано. Ладно, давай проходи быстро…
– А вы куда?..
Территория вокруг Зимнего дворца обрастает людьми, машинами, автобусами, палатками, антеннами, заградительными лентами и ленточными шипами, «ежами», вертолетными площадками, баррикадами из мешков с песком…
Обрастает штабами. Спецгруппами. Передвижными пунктами связи и глушилками. Реанимационными бригадами. Пожарными расчетами. Машинами ДПС. Пунктами психологической помощи. Аварийками Горгаза и электросетей. Телевизионными передвижными корпунктами…
Сотни людей таскают какие-то ящики, растягивают провода, устанавливают заграждения, переговариваются, перемещаются, перекрывают дороги, ругаются, командуют, не подчиняются…
У Государства нашлось бессчетно людей и масса техники, чтобы блокировать террористов. Но не нашлось людей, чтобы вовремя остановить их на подходах – в аэропортах, самолетах, отеле… И еще раньше, только когда они собирались, когда планировали…
Вот какая-то воинская колонна с солдатами, которые с любопытством выглядывают из-за брезентовых тентов.
Два бэтээра. Встали, перекрыв проезд, крутят башнями.
Нормальная неразбериха, которая всегда случается в начале подобных операций, когда к месту происшествия прибывают все, кто нужен, кто лишний и кому не лень. Это потом всё устаканится, упорядочится и переподчинится единому штабу. А пока…
– Куда ты лезешь?
– Мы телевизионные корреспонденты канала «Евроньюс». Мы готовим репортаж… Согласно конвенции о свободе слова вы обязаны..
– Пошел вон отсюда! Петров!
– Я!
– Какого рожна ты пускаешь сюда всякую шваль? Был же приказ – всех нá хрен!
Но дальше снова прорываются какие-то люди.
– Я из отдела культуры!
– Тебе-то что надо?
– Там культурные мировые ценности, мне необходимо!..
– Я депутат Государственной думы, мне надо пройти в штаб. Где у вас тут штаб?
А черт же его знает. Если он вообще есть!
И еще ротозеи на набережной, мостах и площади, с фотоаппаратами и телефонами, а кто-то с театральными биноклями. Зрелище.
А для кого-то нет. Кто-то ищет не пришедших домой родственников.
– У меня дочь ушла. Она, наверное, там… Кузнецова Марина. Где мне узнать?
А кто знает? Никто не знает.
– Там наши дети. Целый класс!..
А может, не там. Может, им повезло, они успели…
– Успокойтесь, мамаша, не плачьте раньше времени, может, всё еще обойдется… Петров, твою мать!
– Я!
– Какого хрена! Я же сказал: никаких гражданских…
А они всё равно идут, прорываются, бродят, спрашивают, рыдают. Но никто им ничего не может сказать, потому что нет еще списков, нет горячей линии телефона… Ничего еще нет.
Но есть ощущение катастрофы. Невозможной, грандиозной, потому что Зимний дворец, потому что сотни заложников…
И скоро все узнают и замрут в ужасе и ожидании.
Весь Питер. Вся страна.
И весь мир…
Тишина. Страшная.
Более страшная, чем если бы все кричали и рыдали. Потому что все поняли свою обреченность. Человек кричит, пока еще не осознал, не принял, пока надеется.