Дело в том, что фамилия моя Невеличкина. Ну да, такая уж досталась при рождении. Мне при рождении много чего досталось ужасного, так что фамилия – это не самое плохое. Но при наличии роста в сто восемьдесят сантиметров, сорокового размера обуви и лошадиной, как выражается Петровна, физиономии, фамилия моя вызывает у окружающих неизменные улыбки. А я не люблю, когда надо мной смеются, все детство провела в таком состоянии. И хотя, как уже говорилось, меня теперь мало что трогает, но просто, как говорится в одном старом анекдоте: в армии должна быть дисциплина.

В офисе все уже привыкли: подумаешь, фамилия как фамилия, но тут начальник оказался на высоте своего обычного хамства, то есть упорно делал вид, что путает мою фамилию и называет Птичкиной. Ну, птичка-невеличка, похоже…

Коллективу такая шутка очень понравилась, но… как опять-таки говорит Петровна: «Что можно царю, то нельзя поросенку». То есть шефу я, конечно, тоже выскажу все, что о нем думаю, но только в самый последний день, перед тем как уволюсь.

Но пока увольнение не планируется из-за Вики, ему вроде в этой фирме нравится. Ну и ладно.

Но это не значит, что остальным такое разрешено. Была уже парочка случаев… Светке Линевой за такое я облила отчет чернилами для принтера, а одному парню из компьютерного отдела выкрутила ухо так, что им неделю можно было освещать дорогу в полной темноте.

Так что Сан Ваныч не зря испугался. И даже опасливо пробормотал неразборчивые извинения, на что я милостиво кивнула. В конце концов, мне на него наплевать.

Тогда он снизошел до объяснений по поводу картины – не потому, что захотел меня просветить, а просто из любви с умным видом поговорить на отвлеченные темы:

– Ты же видишь, как она запакована. Это ее полчаса распаковывать надо да потом снова запаковывать… У тебя, может, много лишнего времени, а у меня еще дел полно!

Я в ответ на эти оправдания только фыркнула.

Мы спустились по той же лестнице, и Сан Ваныч велел мне вместе с картиной расположиться на заднем сиденье. Что я и сделала, обхватив картину, чтобы она не упала на пол.

Машина тронулась, и я спросила вопреки самой же установленным правилам:

– А что хоть за картина-то? Что на ней нарисовано?

– Пейзаж, – лаконично отозвался Сан Ваныч. И решил уточнить, подумал, должно быть, что я не знаю это слово: – Вроде как «три медведя», только без медведей.

Ну, пейзаж так пейзаж. Небось речка какая-нибудь да лес, что-то в духе Шишкина или Левитана.

И спрашивается, на фига нашей Анне Павловне такая картина? Тетка она крепкая, бухгалтерию свою держит железной рукой, все у нее в полном порядке, и, насколько я знаю, никакой живописью она совершенно не интересуется.

И вообще, искусство и наша Анна Павловна ну никак не сочетаются. В кино и театры она не ходит, на выставки тоже, да если честно, даже девчонки, что сидят с ней в одной комнате, понятия не имеют, чем она увлекается в нерабочее, так сказать, время. Так что с какого перепуга Сан Ваныч решил, что ей нужна картина, я в толк не возьму.

Ну, мне, в общем, нет до этого никакого дела, мой номер шестнадцатый… это опять-таки Петровна так говорит.

Не буду утомлять вас описанием обратной дороги, но, когда мы приехали в офис фирмы, Сан Ваныч повел себя как секретный агент: велел мне отвлекать Анну Павловну разговорами, пока он незаметно пронесет мимо нее подарок.

Дело в том, что наша Анна Павловна обладает уникальным, почти сверхъестественным свойством – когда бы ты ни пришел в офис, ты непременно встретишь ее в коридоре. Как будто она там весь день караулит. Когда она работает – непонятно, но, как уже говорила, в бухгалтерии у нее полный порядок.