– Вот именно, злыдни, – проворчал Иоко, устраиваясь на камнях колодца и вытягивая раненую ногу. – Ладно, пересидим тут, с вами, раз вы нынче такие добрые.

– Это потому, что вот она, – Эви ткнула в меня пальчиком, – позаботилась о нас. Пожалела Ханта. И у нее есть конфеты, а мы их любим. Да, мы очень любим конфеты.

– Вы же только этой ночью попробовали их первый раз за свою поганую призрачную жизнь. И что, уже полюбили? – зло спросил Иоко.

– Да, представь себе. – Девочка закивала головой.

– Никто не заботится о призраках, – сказал Хант, – твоя девчонка первая нас пожалела. Первая из всех, кто тут проходил. И запустила часовой круг. Значит, она не простая.

– Она не простая, – закивала головой Эви, и льняные кудряшки запрыгали над ее плечами, – она совсем не простая. И если ты, Иоко, этого не видишь, значит, ты еще больший болван, чем мы думали.

Иоко вздохнул и пробормотал, что разговаривать с призраками очень плохая примета – и даже просто глупость. Он закатал штанину, осмотрел рану, которая оказалась большой и длинной, и попросил меня достать воды из колодца.

– Попробую промыть водой призраков, что ли. На мне все быстро заживает, и не такое бывало.

– А что бывало? – тут же поинтересовалась я.

– Не помню. Спроси у детей, есть ли у них ведро, чтобы начерпать воды.

– Да сколько угодно ведер! Раньше тут был невольничий двор, а наверху жили хозяева. У них были ведра из серебра, а такие не портятся никогда, – пояснил Хант и кинулся куда-то в темный проем сбоку от колодца.

Я огляделась. Синяя трава разрослась так густо, что полностью скрыла под собой камни двора. Она ползла по стенам, цеплялась за остатки окон, выглядывала из разрушенных дверных проемов. Мне стало интересно – как этот город выглядел в то время, когда был обитаем?

Я спросила об этом у прибежавшего Ханта, тот махнул рукой, в которой держал небольшое ведерко, пожал плечами и сказал, что город был большой и многолюдный.

– Вечно толпы людей, всегда жарко, все воняют и ругаются. Это был плохой город. – Хант поморщился, мотнул ушастой головой и кинулся к колодцу.

– Интересно, как он наберет воду? Веревки-то нет, – удивилась я.

– Это же призраки, у них на самом деле много всего припасено, – заверил меня Иоко, – сейчас увидишь.

И я увидела.

Хант отвалил огромный камень у основания колодца, и под ним оказался тайничок. Я смогла заметить рукоять кинжала, несколько стрел, сложенный старый-престарый плащ, золотые монеты и еще много всяких интересных вещичек. Видимо, дети в свое время собрали их, бродяжничая по городу. Только кому сейчас нужны монеты в этом несуществующем городе? Что на них купишь?

Мальчишка вытянул веревку, привалил камень обратно и, нисколько не беспокоясь о том, что выдал нам с Иоко свою «сокровищницу», привязал веревку к дужке ведра.

Совсем скоро у нас была вода.

– Ее можно пить, она чистая, – заверил меня Хант и демонстративно отхлебнул из ведра.

Иоко только скептически усмехнулся, а я вздохнула.

– Ладно, давай сюда воду, – распорядился Иоко, – и набери сухой травы и веток. Другими словами – что-нибудь, чтобы можно было разжечь костер.

– Вы разведете костер? Здорово! Мы уже тысячу лет не видели костра! – Хант довольно подпрыгнул, а Эви заулыбалась.

– Ну, Эви, пошли, давай соберем веток для костра. Я знаю, где стоят сухие деревья. Это в саду нашего хана, где гуляли его невольницы. Там сухих деревьев – что травы в поле. У нас такой будет костер! Такой костер!

Хант ускакал в один из полуразрушенных проемов, и Эви последовала за ним, довольно улыбаясь.