Марика вскинула голову – и на опушке Леса увидела Лиса. Он был большим, куда крупнее обычной лисицы, и его темные глаза смотрели умно и хитро.

– Я все равно заберу его себе, Моар, – морда Лиса не шевелилась, но Марика был совершенно уверена, что именно его голос она слышит – вкрадчивый, мягкий, убаюкивающий. Он вышел на опушку и направился к ней, мягко ступая изящными лапами. Ей стало очень холодно. Закружилась голова.

«Вот, наверное, что случилось тогда с Китом при виде Волка», – подумала Марика – и сразу вспомнила и ту болезнь, и то, как она прошла, а потом и все остальное: игры, разговоры, книги, рыбалку… И как Кит посмотрел на нее, когда камень рассек ей бровь.

В тот же миг с другой стороны опушки, из Леса, раздался низкий рык. Лис остановился, глянул туда и как будто слегка усмехнулся. Вильнул хвостом и отпрыгнул в сторону, словно собираясь убежать – но в последнее мгновение замер и посмотрел на Марику.

– Если ты думаешь, что тот, – Лис кивнул в сторону Леса, – лучше меня – ты просто плохо его знаешь. И я очень советую не узнавать.

Рычание повторилось, громче, ближе, и Марика почувствовала, как вместе с этим рыком тело наполняется силой и уверенностью.

– Убирайся, – бросила она. Лис фыркнул – и тут же исчез в Лесу рыжим росчерком. Марика обернулась туда, где раздавалось рычание, и увидела среди ветвей блеск голубых глаз в обрамлении мягкого серебристого меха… А потом со стороны тропинки раздался крик:

– Марика! Марика-а-а-а!

Кит выбежал к дому, запыхавшийся и страшно взволнованный.

– Марика, я буду магом! Представляешь?

Она посмотрела на него – голубые глаза мягко блестели.

– Кто тебе это сказал?

– Лис.

Все, что случилось после, Марика плохо запомнила. Ее детство было яркой вспышкой, калейдоскопом впечатлений, образами – памятью. Но с того момента, как Кит открыл в себе магические способности, целые дни, а то и недели исчезали, перепутывались между собой, так что в конце концов Марика не могла сказать, что из этого происходило наверняка.

Кит, разумеется, страшно гордился собой. Пересказывал все подробности похода к Кругу, пока Марика не выучила эту историю наизусть. В одном смысле это было хорошо – теперь она хотя бы со слов Кита знала, что такое Круг. Но даже такое бесценное знание не спасало от раздражения. А оно неизбежно приводило к злости.

Кит был виноват. Во всем – но особенно в том, что собирался стать магом.

Для этого его и отводили к Кругу – как объяснили Киту старшие, это было место, особым образом проводящее магическую силу. Там маг мог орудовать ей, не рискуя сойти с ума и попасть в аркависс – потусторонний мир. Именно из него в этот мир приходила магия, и хедийе служили особой печатью, отмечающей тех, кто может подойти к аркависсу чуть ближе других.

– Печатью? – перебила Кита Марика. – Но хедийе нельзя дать человеку. Его видишь в имени.

– Может быть, – пожал плечами Кит. Его, в отличие от Марики, никто не учил видеть хедийе – да его вообще ничему не учили! Это она могла сварить простое зелье, успокоить или приманить зверя, заговорить несерьезную рану… Кит ничего этого не умел.

Но должен был стать магом.

Марика помнила его рассказы – рассказы, правдивость которых Дора и Лагит не отрицали. О могущественных мужчинах, живущих в большом мире за холмами, по сравнению с которыми ведьмы ничего толком и не умели. О школе в Кастинии, в которой обучались мальчики с магическим даром. О чудесных амулетах, дающих им власть над своей силой.

– Представляешь, – рассказывал теперь-уже-будущий-маг Кит, – школа в Кастинии тоже вся стоит на Круге. И пока ты учишься там,