Василий Прусс снова улыбнулся. Мой подход ему понравился. В этой улыбке и во взгляде на меня и Глеба, сидящего на заднем сиденье, было что-то отеческое – он будто бы рад, что рядом с человеком, которого он считает сыном, сидит такая пробивная девушка. Неужели этот человек действительно хочет убить Глеба? Ответ на этот вопрос еще предстоит узнать, но пока что я расцениваю Прусса как врага, а врагов, как известно, нужно держать близко.
Василий заводит машину, и мы отправляемся в путь.
В магазине одежды я обновляю гардероб, Глеб составляет мне компанию, Прусс ждет в машине.
– Каковы первые соображения? – спрашивает Василевский, вновь поглядывая в сторону стоящего за окном «Мерседеса».
– Хочет ли Василий Михалыч тебя убить? Трудно сказать сразу, Глебушка. Одно могу сказать точно: сегодня можешь спать спокойно. Прусс не дурак, и если даже хочет тебя убрать, то сегодня, с появлением меня, делать этого не станет. Как тебе? – Я останавливаюсь, приложив к телу классическую белую рубашку с довольно широкими рукавами.
Напряженный Глеб, будто бы не замечая моего вопроса, продолжает:
– Надеюсь, что ты права, ведь это и в твоих интересах. Если твоего клиента убьют в первый же день твоей работы, это негативно скажется на твоей репутации, – и снова эта бахвальская улыбка.
Парень, да она тебе не идет, будь уже собой.
– Что верно, то верно. Я стараюсь не опираться на личное мнение, но, возможно, оно тебя успокоит: я не думаю, что Василий хочет тебя убить. Я не знаю, что за фрукт твоя мамаша, но пока и на ее счет у меня нет подозрений. Сам подумай, вы – главные конкуренты по бизнесу. Один устраняет другого. Даже при всех возможностях Прохоровой – зная, что она способна тщательно замести следы, – в век информационных технологий на нее прочно насядут. «Party Night», безусловно, вернет свою славу, ведь люди забывают детали, но прежде, чем это произойдет, Валентине придется справиться со шквалом обвинений и критики в ее адрес.
Глеб ненадолго замолчал, наконец обратив внимание на рубашку. Потом взял ее у меня, повесил на место, достал другую, вручил мне и добавил:
– Или ты просто плохой детектив. Надеюсь, не облажаешься в качестве телохранителя. – На этих словах он вышел из магазина, оставив меня с рубашкой в руках.
Последняя реплика была грубой, но я не старшеклассница, которую способны обидеть подобные слова. Тем более я прекрасно понимаю, что Глеб боится и нервничает. Его ухмылка является защитной реакцией: Василевский хочет казаться непроницаемым, ему кажется, что ухмылка придает уверенности, но в Ворошиловке меня учили многому, в том числе распознаванию лжи и страха. Он лжет, и он боится. А вот вкус в одежде у него прекрасный – подобранная им рубашка действительно лучше той, что выбрала я.
Дополнив комплект брюками и пиджаком, я отправилась на кассу.
Девушка-кассир вежливо поинтересовалась:
– Добрый день. Возможно, девушке Глеба Александровича подойдет что-то более утонченное? В нашей коллекции весенних платьев…
– О, я, пожалуй, прерву вас. Дело в том, что Глебу Александровичу я никакая не девушка, но, поскольку вы его знаете, вам не составит труда записать расходы на его счет, – он в порыве своей ярости даже забыл, что должен был заплатить за обновление моего гардероба.
– Об этом можете не волноваться, – с неловкой улыбкой добавила девушка, после чего оперативно упаковала одежду в пакеты.
На выходе из бутика я оглянулась и посмотрела на его название – «Vasilevsky», а когда перевела взгляд на «Мерседес», то в открытом окне увидела привычную за последнее время ухмыляющуюся физиономию Глеба. Я знала, что помимо клуба он владеет еще несколькими заведениями, но не придала значения, что среди них есть бутик одежды. Что ж, эффектно. На легкомысленных дамочек это бы произвело потрясающий эффект.