Бинокль остался в рюкзаке у костра.

Мотора на реке было не слышно, и явился он снизу – неужто кто-то берегом пришел? Но как, если верхняя террасса изрезана глубокими залитыми логами, руслами сброса талых вод, и на болотах сейчас по горло? На вертолете в это время летишь – весь левый берег до Гнилой блестит и бликует. Это уже за поселком начинается высокое чернолесье, гари и старые выруба, на которых ноги поломаешь, как в сорах. Дорога же здесь одна – на бывший Рассошинский прииск, то есть, вверх по течению…

Между тем, этот автоматчик прокрался к берегу, осмотрелся и открыто вышел к давно потухшему костру. Там покрутился, уже без опаски, положил автомат и по-хозяйски начал разводить огонь. Стас спустился с кернового террикона и осторожно двинулся на дымок, однако бесшумно продраться сквозь заросли малинника не удалось. Когда он выбрался на чистое, мужик стоял с автоматом наизготовку и по-разбойничьи – с топором за опояской.

И все-таки это был Гохман, переодетый по-таежному, не бритый и явно не спавший. Но при этом какой-то непривычно загадочный, словно затаил что-то важное, а сам играет простака.

– Тебя где носит, Станислав Иванович? – возмутился он. – Мы же потеряли! На связь не выходишь!

– Аккумулятор сел…

– Так и подумали…

– Ты как здесь? – от долгого молчания голос у Стаса был хриплым. – На чем? Подкрался – не слышал…

Участковый выглядел не просто утомленным – замученным, замордованным и рассеянным.

– До Репнинской соры на «Вихре», а оттуда на обласке. Там ледовый затор встал. Сору вынесло в залом и лед с верховий. В общем, с трехэтажный дом. Ужас, что нынче творится…

– То-то смотрю, вода поперла…

– Отвык реку веслом хлебать. – пожаловался и всмотрелся в другой берег. – Ладно, хоть ты живой. Не знаем, что и думать… С Галицыным встречались?

– Позавчера еще… Что у вас там случилось?

– У нас? – он загадочно потупился, спрятав глаза, – У нас в общем-то много чего. Дворецкий, к примеру, сбежал! Вот меня и послали…

– Куда сбежал?

– Да хрен его знает!… С двойным дном этот профессор. Как ты журналистку у него забрал и увез, будто с ума сошел. Всех вас, ученых, лечить надо, а не на Карагач пускать. Ехал сюда какую-то книгу искать, а сам по ночам орет – Лиза, Лиза! В общем, решил, ты у него эту Лизу похитил. Грозился застрелить… Никто серьезно его не воспринял. А он исчез вместе с резиновой лодкой и жаждой мести. Главное, у Кошкина ружье спер…

– Он стрелять-то умеет? – невесело усмехнулся Рассохин.

– По зверю, может и нет, а по сопернику – легко. – Гохман взглянул как-то подозрительно. – У тебя-то что стряслось?

– Откуда обласок? – вместо ответа спросил Стас.

– У погорельца отняли! – похвастался участковый. – Словили одного! Ну до чего же шустрый!… Отстреливался, суконец! Из трехлинейки. Мотор МЧСовский навылет, аж поршень выскочил…

– Зовут случайно не Христофор?

Усталый Гохман оживился.

– Христофор!… Знакомый, что ли?

– Знакомый…

Тот пригляделся.

– Какой-то ты озабоченный, Станислав Иванович…

– Да и ты не в восторге нынче…

– А где твоя… журналистка?

Рассохин сел на землю.

– Можно сказать, похитили, на добровольных началах. Давай только без паники.

– Как это – на добровольных? – опешил тот. – Ты что такое говоришь, Станислав Иванович? Что тут произошло? Не Дворецкий ли похитил?

– Она бы ему не далась…

– Кто? Погорельцы?

– В общем, Елизавета – дочь той самой Жени Семеновой. – кратко объяснил Стас. – Я рассказывал, она потерялась…

– Что потерялась, помню! Почему не сказал про дочь?

– Когда бы я тебе сказал?!

– А, ну да… И что дальше?