– Какой носильщик, деньги на ветер пускать. – Она вырвала один чемодан из его рук и энергично пошла по перрону. Филипп Андреевич торопливо семенил сзади.

Они зажили втроем в одной комнате, вместе ужинали, занимали очередь в туалет сразу на троих. Беспощадно ругались с алкашами-соседями, защищая друг друга, и безжалостно же друг друга уничтожали, когда соседям было не до них.

– Мама, зачем вы опять положили в суп эту крупу, в ней же мухи! – Филизуг и рад был бы поесть в столовой или кафе, но Дарья Сергеевна заведовала деньгами, отбирая стипендию у сына и зарплату у Филиппа Андреевича (тот устроился ночным сторожем – не мог заснуть на своей раскладушке под храп Дарьи Сергеевны).

– Не мухи, а жучки. Попался один – велика драма! Жри и не высовывайся.

– Что значит – «жри»? – заводился Филизуг. – Я не животное. Это моя квартира, мама, и вас сюда никто не звал!

– Ты – не животное? А кто ты?

– Я – музыкант!

– Был бы ты музыкантом, Филипп, тебя бы не выгнали из Гнесинки, и в этом гадюшнике ты бы не жил! Козел похотливый.

– Мама, прекрати! – У Славочки на нервной почве задергался глаз, и он, пытаясь зажать его рукой, задел ложку и опрокинул на колени суп. – Хватит!

– Вы видите, до чего довели сына? – орал Филизуг, пока Славочка, воя, бежал в туалет застирывать брюки.

– Я его довела? – Дарья Сергеевна уже бежала вслед за Славочкой. – До чего ты бы его довел, если б я не приехала!

– Да заткнитесь уже все! – Дорогу Дарье Сергеевне преградил низенький, сложенный будто бы поперек, Игоряня. Он круглые сутки работал на стройке и пытался отоспаться в единственный выходной. – Сейчас нос сломаю уродам.

Игоряня занес огромный кулак над Дарьей Сергеевной, Филизуг подскочил на помощь, удар пришелся ему по плечу.

– Не трогай музыканта! – визжала Дарья Сергеевна, вцепившись в майку Игоряни.

Славочка тихо плакал, сидя на унитазе. Ему никогда так не хотелось совершить самоубийство, как в эти моменты.

Однажды Филизуг пришел поздно вечером, Дарья Сергеевна со Славочкой уже поужинали. Он был с букетом роз и красивым пакетом в руке.

– Ишь ты, пижон! – прошипела Дарья Сергеевна. – Все остыло уже на столе, сам разогревать будешь!

– Ты че, Фил, с банкета? – спросил Славочка.

– Уважаемая Дарья Сергеевна! Дорогая наша мама! – пафосно произнес Филизуг.

Все застыли, ожидая подвоха.

– Поздравляю вас с днем рождения! Будьте счастливы!

Славочка онемел. У Дарьи Сергеевны навернулись слезы. Она встала, подошла к Филизугу, они неловко обнялись, исколовшись шипами.

– Зачем же денег столько угрохал на цветы-то! – только и смогла произнести Дарья Сергеевна. – Можно ж было мяса купить…

– Не волнуйтесь, я их украл. И это тоже вам. – Филизуг достал из пакета бутылку красного, засунул ее под мышку, а пакет протянул Дарье Сергеевне.

Она открыла, развернула темно-зеленое платье из дорогой плотной ткани.

– Да зачем же ты потратился, дурачок, оно ж мне все равно не полезет.

– Полезет, – отрезал Филизуг. – Переоденьтесь, а старое выбросьте, видеть его больше не могу.

За полгода Дарья Сергеевна не сменила ни одного наряда. В двух чемоданах, которые она привезла с собой, из личных вещей были только трое трусов, лифчик и толстая вязаная кофта темно-бордового цвета. Она зашла за занавеску, долго возилась, а потом крикнула:

– Сыночка, помоги застегнуть!

Славочка подошел, долго пыхтел.

– Я ж говорила, что мало.

Филизуг не выдержал, отодвинул Славочку и сам аккуратно застегнул «молнию» на вспотевшей спине Дарьи Сергеевны. Мужчины отошли. Дарья Сергеевна неуверенно вышла из-за занавески. Платье было ей впору, подчеркивало и высокую грудь, и тонкую талию, и крутые бедра. Тапочки она сняла, осталась босиком, стыдливо улыбалась, одергивая юбку.