– Девушка-программист – это горе в семье, – продолжает дергать меня один из компании.

Саркастического подтекста в его словах нет, скорее хочет отвлечь в диалог. Обычно мы весело проводим время… с Олей, это все видят и знают. По отдельности и даже просто в более широком кругу, мы не такие. Каждый своим долгом считает нас растормошить или понять, в чем же секрет кроется.

– Отвали от неё, – к нам присоединяется ещё один наш одногруппник. Никита.

Он поднимается по лестнице, подойдя ближе, плюхается на скамью рядом со мной.

– Ну что, Олененок, опять мешают работать? – Никита опирается предплечьем на столешницу парты, почти ложась на неё. – Вы опять с Лялей до утра сидели?

– У меня синяки под глазами? – спрашиваю с усмешкой.

– Нет, Тиль сказала, что у неё апгрейд намечается.

Никита – мегамозг. Он с нами в теме. Помогает, когда я не справляюсь, и учит Тиль играть в шахматы. В пятнадцать лет Никита стал самым молодым гроссмейстером в России, а за год до этого ему было присвоено звание мастера спорта России. После того, как он неоднократно становился победителем международных шахматных турниров, открыты стали все двери. Почти что все вузы планеты готовы были, нет – жаждали, его принять, но он остался учиться на родине. Несмотря на все достижения очень скромный и сдержанный парень. «Отвали» сегодня впервые в его исполнение услышала, если быть честной, впечатлена.

– Мы немного, – поднимаю глаза и ловлю его милую улыбку. – Хочется чего-нибудь эдакова.

– Шутишь? Тиль вся эдакая, – смеется. – Позвонила мне ночью в слезах и стала спрашивать, что такое любовь. Ты представляешь? Сказала, что ей кажется, что она в меня влюблена, но переживает, что ещё слишком мала для таких чувств, – прикрывает глаза и головой легонько качает из стороны в сторону, словно сам не верит в то, что говорит. – Я спросонья прозрел. Она голос на твой изменила, ты обратила внимание?

– Я бы не поняла, но она меня предупредила. Голос – мой. Цвет волос – Олин.

Все мы свой голос слышим иначе, я не исключение. Внутреннее ухо улавливает все вибрации нашего организма. Колебания голосовых связок приводят в вибрацию косточки нашего черепа, кожу, рот, что сказывается на «внутреннем звучании» нашего голоса. Сама бы я не поняла, что наша детка стала говорить как я.

– У вас с ней всё больше общего становится. – В ответ я лишь усмехаюсь, на что он начинает горячо меня уверять. – Я серьезно. Она ведь такая же, как и ты, чуткая. Даже не спорь, я в твою холодность не верю.

Передергиваю плечами, мол, как скажешь.

Никита – один из тех немногих парней, с кем я могу общаться вообще без смущения. Да что там немногих, он и Петя, ещё один из нашей компании парень. Всё. Но тем особо я подобрать не могу, разве что Тиль обсудить, поэтому чаще молчу.

– Сходим вместе в кино на этой неделе? – спрашивает Никита ни с того, ни с сего, в шок краткосрочный меня повергая.

– Давай на следующей, – сходу ничего лучше придумать не могу.

– Нет, на этой, Эми, – произносит с нажимом.

– Вау, каким ты бываешь! Режим нахалюги включен? – прикрываю бук и немного в сторону отставляю, смотрю на Никиту.

Он голову вскидывает, тянет вверх подбородок, дескать, да! Я такой!

– Я рад, что заметила, каким я дерзким бываю, – смеется, и на его правой щеке ямочка становится видна.

– Да уж, попробуй тут не заметить! Ты прямо ух был, – поддерживаю его веселый настрой. – На этой, так на этой. Ольку с собой возьмем и Петю. Давай?

Он вздыхает, выдерживая паузу многозначительную.

– Как скажешь, – его голос грустью наполнен, шутливой. – Я думал, будет сложнее. Унижаться придется, на коленях там ползать. Умолять. Пресмыкаться, – его губы дергаются, как будто вот-вот и рассмеется.