Дурочка, я же бессмертный.

– Цел… – выдыхает с облегчением, а взгляд светлеет, будто ей это и правда важно. Не играет? Не притворяется?

Кулачки сжимаются на ткани, дрожат, как в лихорадке.

– Да у меня чуть сердце не разорвалось, чтоб тебя Кракен драл! Я даже забыла, что ты бессмертный! – кричит надрывно, а из глаз слезы потоком катятся, не остановить. – Думала, что сгинешь там совсем, а я даже помочь не смогу! – упирается лбом мне в грудь и всхлипывает. – Бикуль бы дверь выломал, если бы ты не взлетел. Я бы на палубу выбралась, слышишь?! – поднимает взгляд, а там вихри огненные и яростная решимость, пожирающая, опасная. – Я бы пришла! Я же плаваю с пятнадцати лет, могла бы помочь! И людям твоим и тебе! А так…

Помочь, как же. Да ты же вся дрожишь, фурия.

Роняет голову на руки и трясется, как осиновый лист.

– Думала, что тебя не станет, а я...даже прощения попросить не смогу…

– За что прощение? – удивляюсь и смеюсь ей в волосы. – Иди сюда, – тащу ее на себя, встаю на ноги. – Вот, зараза, – отстраняюсь, а девушка скукоживается. Мягко добавляю: – Я мокрый. Ну, вот! И тебя намочил.

– Ты мог сделать все, что угодно, но не сделал, а я...

Зарывается пальцами в мои мокрые волосы, откидывает их со лба и щек, поглаживает нос, будто слепая ощупывает каждый дюйм, сохраняя в памяти мой облик.

– Какие глупости! – вместо голоса вырывается сип. Откашливаюсь и выдаю грозно: – Я – узурпатор! Ласточку потопил, тебя в плен взял. А ты у меня прощения просишь? – холодная вода с волос ползет по щекам и срывается на пол. Еще шаг ближе к ней. Чувствую ребрами, как поднимается от тяжелого дыхания высокая грудь. – Почему? – хриплю то ли от усталости, то ли от волнения.

– Потому что меня это волнует, – она переминается с ноги на ногу и комкает в руках край рубашки. Той самой, что я принес. – Потому что мне есть дело и я...у меня мысли путаются.

Прикладывает руку ко рту, будто боится лишнего наговорить и опускает голову.

Перехватываю ее ладонь. Плевать, что я мокрый и холодный. Я хочу это сделать сейчас. Впритык к ней, ближе, еще. Обнимаю крепко до слабого всхлипа.

– Ты – моя маленькая фурия с узелками мыслей и дум. И да, теперь ты точно мокрая и придется раздеться, – усмехаюсь в ее волосы и целую шею.

Горько на душе. Я знаю, что не могу нырять в новые чувства, но ныряю. Почти тридцать лет один. После того, как Мирида умерла я не мог прийти в себя. К сыну не подходил, считал виновным. Его моряки кормили из пипетки, выходили карапуза, а мне было плевать. Я будто умер тогда сам, хотя это невозможно.

Кулаки сбивал о доски и смотрел, как заживают, а потом снова лупил. Не чувствовал ничего, кроме съедающей пустоты.

Однажды ночью сквозь сон услышал крик. Надрывный, жалобный. Мне показалось, что Мирида зовет, плачет, умоляет прийти. И я пришел. В каюту к сыну. Взял его на руки и больше не отпускал.

Меня подрывает от эмоций, качает на слабых ногах. Почти падаю, увлекая за собой Арию. Она неосознанно подставляет больное плечо и шипит сквозь зубы.

– Ну, зачем... – шепчу.

Маленькая женщина сейчас кажется мне великим воином. В ее глазах горит уверенность и сила. Она ведет меня к кровати, сама еле дышит, но идет.

Я так устал и так соскучился за простой заботой, что принимаю помощь. Она очень нужна мне сейчас. Ария словно на больную мозоль наступила.

15. Глава 15. Ария

Помогаю Энзо лечь и отхожу назад, всего на шаг, чтобы окинуть мужчину взглядом еще раз. Даже понимая, что его невозможно ранить, не могу ничего сделать с собой.

Внутри все сжимается от волнения. Вдруг не досмотрела? Вдруг у него и правда что-то сломано?