Когда мы раскромсали второй замок, Уве-Йорген спросил:

– А ты думаешь, это там сохранилось?

– А что ему могло сделаться? Особой сырости нет. А там все должно быть на консервации.

– Ну, посмотрим, – пробормотал Рыцарь взволнованно. – Посмотрим…

И третий замок продержался недолго. Правда, нам никто не мешал взламывать, а на это замки не были рассчитаны.

Мы сняли железную панель. Она оказалась тяжелой и чуть не отдавила нам ноги. Мы едва удержали ее.

Все оказалось здесь. Блестя консервационной смазкой, они стояли в пирамиде, надежно закрепленные. Ниже, в выдвижных ящиках, оказались патроны.

Уве-Йорген схватил автомат и прижал к себе, как ребенка, не обращая внимания на жирный слой оружейного сала. Он баюкал автомат и пел песенку. В его глазах было вдохновение.

– Ну, – сказал он, – теперь-то мы наверняка спасем их, захотят они того или нет!

А я подумал: Земля, мы получили твой привет сквозь столетия, получили в целости и сохранности. Но до чего же странен этот твой привет, и мне не понять сразу, благословение это или же проклятие…

Уве-Йорген оттянул затвор и громко щелкнул им. Железные переборки глухо отразили лязг, как будто прозвучал отдаленный раскат грома.

Наутро Уве-Йорген сразу же занялся приведением оружия в боевую готовность. Ребят он заставил помогать.

– Пусть привыкают к оружию! – сказал он мне.

Пусть привыкают, подумал я. Большой беды от этого не будет. Если выйдет по-нашему и мы эвакуируем планету, то им никогда больше не придется иметь дела с этими штуками. А если наша затея сорвется – тогда все равно. Тогда они не успеют…

Все же мне было не по себе. Но больше медлить я не мог.

– Отправляюсь на поиски того, настоящего леса, – сказал я Рыцарю.

– Лети, – не отвлекаясь от дела, согласился он. – А куда, ты знаешь?

– Ребята говорили, что знают направление и город, в котором вроде бы начинается тайная тропа.

– Возьми кого-нибудь из них, пусть покажет.

– Нет, – сказал я. – Мы ведь не знаем, что там за обстановка. Зачем впутывать ребят?

– Оружие возьмешь?

– Нет. Оно меня сразу демаскирует.

– Разумно, – согласился он.

– Так что пока командуй. И… знаешь что? – Я запнулся.

– Будь спокоен.

Собравшись, я подошел к Анне. Она с отвращением занимались стряпней.

– Я скоро вернусь.

– Да, – сказала она, словно бы мы сидели дома и я собрался на угол за сигаретами. – Только не задерживайся.

– Нет, – сказал я. – Туда и обратно.

Я сел в катер и поднял машину в воздух.

– Убийство! – сказал судья. – Покушение на убийство. В моем округе, в моем городе хотели убить человека! Мало тебе было прежних нарушений закона!

Судья постарел прямо на глазах. Шувалов смотрел на него и жалел; ученый и сам чувствовал себя до невозможности скверно, мелкая, подлая дрожь в руках никак не унималась. Ничто не могло сравниться по отвратительности с тем, что он сделал. Сейчас ему бы уже не решиться на это, но так было нужно. И надо довести начатое до конца: раз уж ты преступник, то и вести себя надо, как надлежит преступнику.

Беда была в том, что ни одного преступника Шувалов никогда не видел – лишь теперь он понял, что на Земле их, собственно, и не было, – и как должны они себя вести, не знал. Поэтому сейчас он лишь хмуро покосился на судью и, сделав над собой усилие, сказал:

– Молчи. Но то я убью и тебя тоже.

Но судья даже не обратил на его слова внимания. Он был слишком взволнован и занят своими мыслями. И бегал по комнате, размахивая руками.

– Ты сделал себе очень плохо! – воскликнул он, остановившись перед Шуваловым. – Ах, как плохо!

Ему было искренне жаль преступника.