– Пустяковая рана… Не пугайтесь, Элеонора… Пуля прошла грудь навылет… может быть…

Больше говорить он не мог. По телу прошла судорога, он смертельно побледнел, широко открытыми глазами посмотрел на герцогиню и упал на руки Эль-Кадура и Николы.

Элеонора пронзительно вскрикнула, потом выпрямилась и погрозила галере кулаком:

– Гнусные подлецы! Вы его убили!

Она подняла шпагу, которую выронил виконт, и с отчаянным криком рассвирепевшего зверя бросилась на шканцы:

– За мной, мои храбрецы! Перебьем этих презренных гадов и сами погибнем!

Эль-Кадур, поручив Л’Юссьера Николе, одним прыжком поравнялся с герцогиней.

– Госпожа, – сказал он, – что ты делаешь? Синьор виконт всего лишь ранен. Зачем тебе искать смерти, если он может поправиться?

– Отойди, дай мне умереть!

– Нет. Мне велено тебя оберегать, госпожа. Тебя доверил мне твой отец. Смотри, турки тоже прекратили огонь, и Метюб делает нам знаки, чтобы мы сдавались.

– Метюб! – воскликнула герцогиня. – Капитан Хараджи! Мы пропали!

Силы вдруг покинули ее, она упала на бухту каната, закрыв руками лицо, и глухо зарыдала.

Тем временем галера вплотную подошла к галиоту с кормы, и мусульмане принялись бросать толстые кранцы, чтобы смягчить удар при абордаже, и закидывать абордажные дреки между вантами и линями грот-мачты.

Первым на шканцы галиота прыгнул Метюб в сверкающей кирасе и тяжелом бронзовом шлеме с поднятым забралом, а за ним человек двенадцать турок, все, как и он, в железных доспехах, вооруженные длинными пистолетами с дымящимся запалом и кривыми саблями с широким клинком.

– Счастлив увидеть тебя снова, синьора, – с насмешкой сказал он, обращаясь к герцогине. – Ты восхитительная женщина, и в этом платье нравишься мне гораздо больше, чем в том, что ты носила в замке. Так, значит, ты дочь паши Медины, а вовсе не сын. К несчастью для Хараджи.

Услышав эти издевательские слова, герцогиня вскочила, как львица, схватив шпагу, которую только что уронила.

– Ты, ничтожество! – крикнула она. – Однажды я тебя ранила перед племянницей Али-паши, а теперь я тебя убью! Защищайся, женщина тебя вызывает! Ты ведь хвастал, что ты лучший клинок мусульманского войска! Выходи, если не трусишь!

– Струсил! Хочешь убить меня пулей! Покажи, какой ты рыцарь, турок! Я женщина, но ты-то мужчина!

Турок отскочил назад и быстро выхватил из рук солдата пистолет.

– Струсил! Хочешь убить меня пулей! – кричала герцогиня в запредельном возбуждении. – А я ведь тебя атакую шпагой! Покажи, какой ты рыцарь, турок! Я женщина, но ты-то мужчина!

По толпе окруживших их моряков прокатился ропот. И этот ропот явно не одобрял поведение капитана Хараджи.

Красота и мужество герцогини поразили даже самых свирепых приверженцев пророка.

Один из офицеров схватил Метюба за руку и не дал ему выстрелить в храбрую женщину.

– Эта христианка принадлежит Харадже, и ты не можешь ее убить.

Капитан не сопротивлялся и дал себя разоружить.

– Рассчитаемся в Хусифе, синьора, – сказал он, и румянец залил его щеки. – Сейчас не время обмениваться ударами шпаги или сабли.

– Рассчитаешься с той, что победила Дамасского Льва и тебя! – крикнула герцогиня.

– Женщина!.. – раздались удивленные голоса.

– Да, я женщина, но я справилась с обоими!

Потом, отшвырнув шпагу, презрительно бросила:

– А теперь делай со мной что хочешь.

Турок стоял в нерешительности, колеблясь между глубоким восхищением, которое вызывала эта женщина, и ненавистью: ведь он-то сам перед всем экипажем выглядел рядом с ней ничтожным и жалким.

– Я вас арестую, – заявил он. – Я обязан доставить вас в замок Хусиф.