– И как туда можно добраться?

– По морю, синьора.

– Мы сможем найти какую-нибудь галеру?

– Об этом я тоже позаботился, синьора, – сказал Мулей-эль-Кадель. – Я знаю, кому можно вас поручить.

– Туркам?

– По моему приказу они тотчас же освободят небольшое судно. Вам только надо будет соблюдать осторожность и делать вид, что вы мусульмане, а не христиане. А в Суде вы найдете достаточно отступников, не принявших сердцем нашу веру, – с улыбкой добавил Дамасский Лев, – и они будут счастливы вам помочь. Мы знаем, чего стоят те, кто принял нашу веру, но так глубоко чувствовать ее, как мы, они не могут. Синьора, вы сможете сесть в седло?

– Надеюсь, – отвечала герцогиня. – Моя рана не так серьезна, как казалась поначалу.

– Я бы вам советовал уезжать этой же ночью. Янычары или этот польский отступник могут обнаружить ваше убежище, и моей популярности среди мусульманского войска будет недостаточно, чтобы вас спасти.

– А как же мы сможем пройти через патрули, которые мусульмане выставили вокруг Фамагусты? – спросил Перпиньяно.

– Я проведу вас сквозь посты внешней охраны, – отвечал Мулей-эль-Кадель. – Меня остановить не посмеют. Достаточно будет моего имени, чтобы вас пропустили.

– Надо уходить без промедления, госпожа, – сказал Эль-Кадур, наклонившись к герцогине. – Я опасаюсь проклятого поляка.

– Помоги мне, – попросила девушка.

Араб вздрогнул и на секунду смешался, но потом бережно обвил ее сильными руками и поднял легко, как ребенка.

– Я смогу держаться в седле, – сказала герцогиня, приветливо улыбнувшись Мулею-эль-Каделю. – Или я не Капитан Темпеста?

Турок не отвечал, только с восхищением глядел ей в глаза.

– Где лошади? – снова заговорила герцогиня.

– У подножия башни, за ними присматривает мой слуга. Наденьте турецкое платье, что я вам принес. В вашей одежде вас легко узнают.

Он открыл одну из корзин и вынул богатый албанский костюм с золотыми пуговицами, короткую курточку с широкими галунами и двойными манжетами из зеленого шелка и просторную белую юбку с туго накрахмаленными складками.

– Это для вас, синьора, – сказал он. – Капитан Темпеста станет блестящим албанским капитаном, способным вскружить головы всем женщинам из гарема Мустафы.

– Благодарю, Мулей-эль-Кадель, – отвечала герцогиня, пока араб бережно освобождал ее от кольчуги, разорванной осколком каменного ядра.

Рабы между тем вытаскивали из корзин другую одежду, арабскую и египетскую, для моряков и синьора Перпиньяно. Вслед за одеждой из корзин появились богатые пистолеты с инкрустированными перламутром рукоятками и длинными стволами с узором, канджары[7] и ятаганы тончайшей стали, острые как бритва.

– Черт возьми! – вскричал старый морской волк, который выбрал себе костюм египетского мамелюка. – Я прямо как настоящий шейх, а стать-то какая! Эх, жаль, нет у меня тысячи верблюдов и племени, чтобы командовать…

– Ага, и ста тысяч баранов, – отозвался Перпиньяно, который надевал богатый костюм арнаута.

– Нет, синьор, у этих удачливых разбойников в темных углах шатров стоят сундуки с цехинами, и эти сундуки ценнее баранов.

– Вы становитесь привередливы, папаша Стаке, – заметила герцогиня, заканчивая одеваться.

– Что же вы хотите, синьора: как только я увидел себя в одежде, расшитой золотом, – это я-то, кто в жизни не носил ничего, кроме морской робы, – во мне тут же пробудились амбиции. Сказать по правде, поздновато, но я же еще жив!

– В седельной сумке твоего коня, моряк, ты сундучка не найдешь, а вот цехины там будут, – улыбаясь, сказал Мулей-эль-Кадель.

– Ну, тогда, синьор, я назову вас не Дамасским Львом, а Золотым Львом.