– Значит, тощий, длинный, рыжий?
– Точно так, сударь капитан.
– Здесь побудьте. Проследите, чтоб зверюги не заржали.
И, ступая своей особенной – с носка на пятку – походкой, скрылся за деревьями.
Как всегда: принял решение – тут же исполнил.
Либо же наоборот, усмехнулся Кави: принял решение – а ты исполняешь.
– А чего это он тобой помыкает? – спросил младший. – Ты принц или не принц?
– Видишь ли, Кави… – с улыбкой сказал принц, – не всякие отношения следует сводить к отношениям главенства и подчинения. Зачастую эльфы – и люди, – связанные единой целью, не слишком нуждаются в точном распределении меж ними ролей.
– Чего?
– Не важно, в сколь высоком статусе пребывает бидалака, – со вздохом пояснил принц, – лишь бы пазил мушей.
– А…
Но прежде чем несколько раздосадованный Кави-старший сообразил, что иносказание его не слишком удачно отражает суть затронутого вопроса, младший огорошил его суждением сколь новым, столь и нелепым:
– Ты зря связался с человеком. Люди все предатели, я их ненавижу.
– Севати, – после секундного размышления напомнил принц.
– Не считается, – упрямо возразил юный тумул. – Она даже не хочет жить во дворце.
– Я помню, – согласился Кави, – и ты всерьёз полагаешь, будто намерение сбежать с тобою на северную границу делает принцессу сколь-нибудь менее человеком?
Он со странным удовольствием наблюдал собственное – не правда ли?.. – смущение. Удовольствие это было весьма двойственного рода: при взгляде с одной стороны казалось оно комически свирепым; с другой – свирепость сия была направлена в его же, пусть и чуть более молодое, сердце.
Сур весть… доведётся ли ему в полной мере свыкнуться с новыми обстоятельствами?
«Севати», – подумал принц, поджимая уши в неожиданно остром душевном смятении.
Изначальный план предполагал необходимость наново – опираясь на весь жизненный опыт зрелого эльфа – завоевать сердце принцессы. Кави, вне всяких сомнений, добился бы этого – избежав при том великого множества ошибок, допущенных ими обоими в прошлой жизни.
Но как поделить девушку с юным самим собой?..
Положение, прежде заслонённое многодневной суетою, теперь внезапно представилось ему в новом, куда менее благоприятном свете.
– Что с тобой? – с тревогой спросил младший. – Ты тоже заболел?
– Нет, Кави, нет. Я отменно здоров. Просто… да, просто я услыхал приближение шагов сударя капитана.
И он с облегчением встретил выскользнувшего из-за деревьев человека.
– Тощий, длинный, рыжий, – сказал человек, – один. В каких-то клизмах колупается.
– О, то не клизмы – то приспособления для столь любимых Дуртой… Думьей химических испытаний.
– А вдруг там снова маги? – опять влез младший. – Как тогда, у дороги?
– Маги не в состоянии затуманить твоё восприятие, ежели ты твёрдо намерен не допустить этого, – уверенно сказал принц. – Ведь ты не намерен?
– Не, – мотнул ушами юный тумул, – я не.
– Тогда, полагаю, ничто не воспрепятствует…
– Выдвигаемся, – заключил сударь капитан, ни в малейшей степени не заботясь о сбережении остатков командного авторитета принца, – коней здесь привяжите, где травка посочней.
Почти пред самым порогом хижины Кави в очередной раз напомнил спутникам воздержаться от употребления прозвища «Дурта».
И, конечно, первой же фразой сударя капитана, прозвучавшей в ответ на осторожное «Эээ… кто там?», оказалось:
– Открывай, Дурта, – свои.
Когда древесная пыль немного осела, а вусмерть перепуганные кони перестали ржать, капитан поднял голову и осмотрел последствия.
Несмотря на страшный грохот, хижина оказалась более-менее цела – взрыв всего лишь в труху разнёс дверь. В проёме что-то кашляло, копошилось и пыталось выбраться наружу. Наконец высокая худая фигура человека в изодранном коричневом балахоне, спотыкаясь, переступила через порог, тут же согнулась в очередном приступе кашля и упала сперва на колени, а затем и вовсе ничком.