Пирушка в подвале была в самом разгаре. Около полудня Риньо украдкой глянула в окошко – посмотреть, что там вытворяют отцовские шуты.

Фурогатос снял сапоги и крутился в пляске. По лицу было видно, что он мертвецки пьян. Подпрыгивая, он ударялся о потолок и уже так рассадил башку, что кровь текла по шее. Но от этого ему, должно быть, стало только веселее. Эфендина, потеряв всякий стыд, скинул чалму и прислонился плешивой головой к винной бочке. Каямбис, нагнувшись, совал ему за уши листья артишока. Вендузос мужественно доедал яйца из глиняного горшка вместе со скорлупой. А несчастный Бертодулос забился в угол, за кувшины с зерном, и, раскорячив тощие ноги, совал в рот пальцы, чтобы вызвать рвоту. Накидку он подобрал, боясь запачкать. Время от времени он оборачивался к собутыльникам и униженно кланялся им.

– Извините меня, доблестные капитаны, – говорил он нараспев, – извините…

Риньо с любопытством смотрела на дармоедов, которые собрались здесь потешать отца. А тот сидел молча, устремив взгляд в пустоту, и казалось, хмель его не берет. Только изредка он как-то уж очень зловеще скалил зубы, и черные усы еще больше топорщились.

Риньо снова почувствовала гордость за отца. Вот таким суровым, молчаливым, надменным и должен быть настоящий мужчина. Как жаль, что она родилась девчонкой! Если не попадется такой жених, то и замуж не стоит выходить.

Совсем недавно город был на краю гибели, а теперь снова все спокойно. Нежно-розовые лучи закатного солнца окрасили все вокруг. Суровая крепость словно купается в счастье.

К Трем аркам, как муравьи после дождя, тянутся горожане, избегнувшие смертельной кары. Господь уберег их и на этот раз, не дал пасть в бездну, слава ему! Люди радостно улыбаются, здороваются друг с другом, снимают шляпы, тепло пожимают руки. Недавно пережитые страхи объединили их в этот вечер, всем захотелось пройтись, поглядеть на море, как будто оно не маячит целый день у них перед глазами, вдохнуть сладкий, пьянящий аромат цветущей жимолости.

– Что за растение такое?

– Обыкновенная жимолость.

– Чудны дела твои, Господи!

После прогулки люди, как правило, заворачивали в кондитерскую Леонидаса Бабалароса. Усаживались, хлопками подзывали стройных босоногих официантов. Заказывали кто вишневый напиток или газированную воду, кто постные булочки на виноградном сусле. Мальчишки-турчата торговали возле Трех арок семечками и букетиками жасмина. Вот, как лоснящийся вороной конь, выплыла арапка Рухени. Она успела отчистить вывалянные в навозе кунжутные лепешки и теперь громким голосом предлагала свой товар, призывно покачивая бедрами, сверкая белозубой улыбкой.

Эта Рухени всегда такая веселая, будто солнышко, думали горожане, улыбаясь ей в ответ.

А солнце быстро ускользнуло за вершину Струмбуласа, и Мегалокастро погрузилась в сиреневые сумерки.

До чего же красивы в этот час горожанки! Гуляют, разодетые, у Трех арок, сидят в кондитерской, лузгают семечки, обмахиваются веерами, перемывают косточки прохожим.

Вот шествует Сиезасыр со своей невестой Вангельо. Их сопровождает кира Хрисанфи, красиво причесанная, напудренная, в шляпке. После недавней встряски она успокоилась и вышла погулять с племянницей и ее женихом к Трем аркам.

Куда ей до меня! – думала старая дева, искоса поглядывая на Вангельо. И лицом не вышла, и фигурой. Бедняге Сиезасыру и ухватиться не за что. Зато она замуж выходит, а я одна как перст, хоть и все при мне. Да нет, почему одна? У меня братец есть, и никого больше мне не надо!

Неторопливым шагом прошел в одиночестве рябой директор начальной школы Патерас. Это он ввел в обучение новый предмет – природоведение. С учениками он обходится жестоко – стегает их розгами до крови. Достается от него и единственной дочери Аннике – девице на выданье. Он держит ее взаперти и слышать не хочет о женихах.