– Мистер Гэлбрейт! – крикнул Буш. – Прикажите сплеснить грот-брам-штаг. – Потом торжествующе обернулся к Кристелу. – Заметили вы, – спросил он, – что все ядра пролетели высоко? Как это объясняет ваш математический ум?

– Они стреляют, когда борт поднялся на волне, мистер Буш. Странно, мистер Буш, как после Трафальгара вы…

Хорнблауэр страстно желал оборвать выматывающий его нервы спор, но был неспособен на такое тиранство.

В недвижном воздухе пороховой дым окутал «Нативидад» так, что тот призрачно маячил в облаке, над которым возвышалась только одинокая бизань-мачта.

– Мистер Буш, – спросил Хорнблауэр, – как по-вашему, сколько сейчас до него?

– Я бы сказал, три четверти мили, сэр.

– Скорее две трети, сэр, – сказал Кристел.

– Вашего мнения не спрашивают, мистер Кристел, – огрызнулся Хорнблауэр.

Три четверти мили, даже две трети – слишком много для каронад «Лидии». Она должна идти вперед под обстрелом. Буш, судя по его следующему приказу, был того же мнения.

– Пора сменить гребцов, – сказал он и пошел на бак.

Хорнблауэр услышал, как он загоняет в шлюпки новых матросов – надо было поторапливаться, пока «Лидия» не потеряла свою и так небольшую скорость.

Было нестерпимо жарко, хотя солнце давно перевалило за полдень. Запах крови мешался с запахом нагретых палубных пазов и запахом дыма от девятифунтовок, из которых Марш исправно бомбардировал врага. Хорнблауэру было худо – он всерьез опасался, что опозорит себя навеки, начав блевать на виду у всей команды. Он настолько ослабел от усталости и тревоги, что мучительно ощущал качку.

Матросы у пушек замолчали – прежде они смеялись и шутили, но теперь сникли под обстрелом. Это дурной знак.

– Позовите Салливана, пусть придет со скрипкой, – приказал Хорнблауэр.

Полоумный ирландец вышел на корму и козырнул, держа скрипку и смычок под мышкой.

– Сыграй нам, Салливан, – приказал Хорнблауэр. – Эй, ребята, кто из вас лучше всех танцует хорнпайп?

По этому вопросу, очевидно, существовало разногласие.

– Бенскин, сэр, – выкрикнули несколько голосов.

– Холл, сэр, – вмешались другие.

– Нет, Макэвой, сэр.

– Тогда устроим состязание, – сказал Хорнблауэр. – Бенскин, Холл, Макэвой. Гинея тому, кто спляшет лучше.

В последующие годы рассказывали и пересказывали, как «Лидию» буксировали в бой, а на главной палубе отплясывали хорнпайп. Это приводили как пример смелости и выдержки капитана, и только сам Хорнблауэр знал, как мало правды в этой похвале. Надо было подбодрить матросов – вот почему он это сделал. Никто не знал, что его чуть не стошнило, когда в носовой орудийный порт влетело ядро, забрызгав Холла матросскими мозгами, но не заставив пропустить коленце.

Позже спереди послышался треск, крики и стоны.

– Баркас затонул, сэр! – крикнул Гэлбрейт с полубака; но Хорнблауэр был уже там.

Ядро разбило баркас чуть ли не на отдельные доски. Уцелевшие матросы барахтались в воде, хватались за ватерштаг или карабкались в тендер – все боялись акул.

– Даго избавили нас от лишних хлопот – не придется поднимать баркас, – объявил Хорнблауэр громко. – Мы уже близко и можем показать зубы.

Слышавшие его матросы закричали «ура!».

– Мистер Хукер! – крикнул он мичману в тендере. – Когда всех подберете, будьте любезны, поверните руль вправо. Мы откроем огонь.

Он вернулся на шканцы.

– Руль круто направо. Мистер Джерард, открывайте огонь, как только сможете навести пушки.

«Лидия» очень медленно развернулась. Еще один бортовой залп с «Нативидада» обрушился на нее, но Хорнблауэр попросту не заметил. Окончилось вынужденное бездействие. Он подвел свой корабль на четыреста ярдов к неприятелю, и теперь его единственная обязанность – ходить по палубе, показывая матросам пример. Решений больше принимать не надо.