Несомненно, она была англичанка. Вместо мантильи – широкополая шляпа с розами, голубовато-серое шелковое платье куда изящнее черных испанских. Кожа светлая, несмотря на золотистый загар, глаза – голубовато-серые, того же неуловимого оттенка, что и шелк ее платья.
Длинное породистое лицо – такие называют иногда «лошадиными» – портил густой загар, нос с горбинкой был несколько великоват. Хорнблауэр увидел в ней одну из тех решительных мужиковатых дам, которых особенно не жаловал, – он всегда считал, что предпочитает трогательную беспомощность. Женщина, которая может перебраться с лодки на корабль на открытом рейде и без посторонней помощи влезть по веревочной лестнице, слишком мужественна, на его вкус. Мало того, англичанка должна вовсе позабыть про свой пол, чтобы оказаться в Панаме без сопровождения мужчин. Термин «кругосветная дама» со всей его уничижительной подоплекой не был еще изобретен, но в точности соответствовал тому, что почувствовал тогда Хорнблауэр.
Пока посетительница оглядывалась, Хорнблауэр держался в сторонке. Не хватало только броситься ей на помощь. Дикий визг из-за борта возвестил, что негритянке трап дался не так легко. Так и есть: на палубу она вылезла по пояс мокрая, с черного платья ручьями текла вода. Леди не обращала внимания на злоключения своей горничной. Грей стоял ближе всего, и она обратилась к нему.
– Будьте любезны, сэр, – сказала она, – поднять из лодки мой багаж.
Грей колебался. Он через плечо посмотрел на Хорнблауэра, который стоял на шканцах, напряженный и непреклонный.
– Капитан там, мэм, – сказал Грей.
– Да, – ответила леди. – Пожалуйста, поднимите мой багаж, пока я буду с ним разговаривать.
В душе Хорнблауэра шла борьба. Он не любил аристократов – ему и сейчас больно было вспоминать, как он, сын доктора, вынужден был снимать шляпу перед сквайром. Ему было тягостно и неловко от надменной самоуверенности родовитой богачки. Его раздражала мысль, что, обидев эту женщину, он может загубить свою карьеру. Ни золотой позумент, ни наградная шпага не придавали ему уверенности. Он попытался найти защиту в холодной вежливости.
– Вы капитан этого корабля, сэр? – спросила дама, приблизившись. Без тени смущения она прямо и открыто посмотрела ему в глаза.
– Капитан Хорнблауэр к вашим услугам, мэм, – ответил он с резким кивком, который при желании можно было счесть за поклон.
– Леди Барбара Уэлсли, – был ответ, сопровождаемый более чем сдержанным реверансом. – Я послала вам записку, прося вас доставить меня в Англию. Надеюсь, вы ее получили.
– Получил, мэм, но думаю, что со стороны вашей милости было бы безрассудно избрать для путешествия это судно.
Два «судна», неудачливо столкнувшиеся в одной фразе, отнюдь не прибавили Хорнблауэру уверенности.
– Позвольте спросить почему, сэр.
– Потому, мэм, что мы вскорости отправляемся искать неприятеля с целью дать ему бой. А затем, мэм, нам придется возвращаться в Англию в обход мыса Горн. Вашей милости разумно было бы проехать через перешеек. Из Портобело вы легко доберетесь до Ямайки и наймете каюту на вест-индском пакетботе, более приспособленном для перевозки пассажирок.
Брови леди Барбары приподнялись:
– В письме я сообщила вам, что в Портобело желтая лихорадка. За прошлую неделю там умерло тысяча человек. Когда началась эпидемия, я переехала из Портобело в Панаму. Здесь она может вспыхнуть со дня на день.
– Могу я спросить вашу милость, как вы оказались в Портобело?
– Дело в том, что приспособленный для перевозки пассажирок вест-индский пакетбот, на котором я находилась, был захвачен испанским капером и приведен туда. Сожалею, сэр, что не могу сообщить вам фамилию кухарки моей бабушки, но с радостью отвечу на любые другие вопросы, которые может задать благовоспитанный джентльмен.