– Хорошо. – Дарина кивнула и помедлила. – Кстати… тебе просили кое-что передать. Багэрон.
Внутри что-то знакомо, по-детски сжалось. Дуан вновь прислонил одну ладонь к соляной гробнице и как можно более равнодушно спросил:
– Что же мне хотел сказать Железный, чего не сказал сам?
– Он верит в тебя, что бы ни случилось. Но если проиграешь и как-то повредишь нам, он тебя выпотрошит и без потрохов вздернет. Всё.
– Всё… – повторил Дуан и снова улыбнулся. – Славно. Можешь передать, что я крайне тронут такой любовью. И если меня не прикончит по дороге кто-нибудь ещё, буду думать именно о его обещании. А теперь хватит соплей. Проваливай. Хороших вам ветров.
Беспокойство усилилось стократ, стоило гибкой тени сгинуть. Последнее верное существо, нуц с родовым именем Дарина, Черный Боцман, с которой Дуан однажды в одиночестве брал на абордаж медицинский корабль, когда все остальные лежали, распухшие от зураны. Да, в ее присутствии план – как и почти все другие планы – казался куда выполнимее. Без нее же Дуан впервые задумался о том, что сейчас ему могут просто пустить в затылок пулю, не тратясь на вопросы и предупреждения. Королевская стража никогда не славилась способностью вникать в происходящее глубже, чем на выстрел или удар меча. Диковатая Стража Гробниц, не привыкшая лицезреть живых гостей в своих владениях, – особенно.
И все же Дуан вновь повернулся ко входу спиной, склонил голову и посмотрел в глаза мертвого короля. Они не выражали ничего: ни облегчения, ни радости, ни скорби. Возможно, именно сейчас король всё же спал, просто не смежая век.
– Ты бы понял. Или велел меня повесить.
Больше Дуан ничего не сказал в следующие три швэ, пока звуки торопливых шагов не наполнили затхлый воздух. Пират стоял – прямо и недвижно, руки по швам. Стоял, надеясь, что сзади не видно: колени предательски дрожат, как у глупого желторотого юнги. И вот-вот…
– Ни с места! Замри, вор! Ты осквернил усыпальницу государей, да хранит нас их сиятельный взор! Повернись!
Предсказуемое начало почему-то успокоило. Дуан лениво подумал о том, что за время длинной тирады мог бы перестрелять как минимум половину наряда, а парочку увальней – зарезать. А потом он плавно, медленно, не переставая демонстрировать пустые руки, развернулся; босые ноги неприятно заскребли холодные камни.
– Доброго вечера.
Говоря, он уже встал так, чтобы заросшее лицо стало лучше видно в неровном свете факела. Лицо, мало чем отличающееся от лица уснувшего короля, будь он моложе и не разучись улыбаться. Лицо, которое знал каждый стражник, потому что обязанность высматривать в толпе эти черты была для них такой же неоспоримой, как две другие: дышать и носить клинок.
Высматривать. Искать. Верить. Тщетная и, казалось, невыполнимая обязанность уже на протяжении десяти, почти одиннадцати Приливных Кругов.
– Я, – громко и четко заговорил Дуан, – И́но ле Спа́да да Алари́, наследник королевского рода. Боги вернули мне свободу. И я пришел занять место моего отца.
Каждое слово подобно пуле находило цель, а последним выстрелом стала роза: вспыхнула алым светом в центре приподнятой левой ладони. Детальный рисунок, королевский гербовый цветок, каким от рождения отмечен лишь род ле Спада, род