Пока Лаврентьев оборачивал бёдра мягкой махровой тканью, я вдруг словно проснулась и, резко отвернувшись от мужчины, цапнула с полки второе полотенце. Обмоталась им и, не оборачиваясь, проговорила:

— Извините за вторжение. Моя комната полна пены, и я…

— Хотели бы остаться в моей? — саркастично хмыкнул Лаврентьев.

Я подавилась концом фразы и закашлялась, а босс, подхватив меня под локоток, потянул к двери.

— Любовь Алексеевна, — тоном, не терпящим возражения, проговорил он, — я предупреждал вас, что не потерплю ни прогулок по дому голышом, ни попыток пробраться ко мне в спальню.

— Да я и не собиралась! — едва сдерживая слёзы от обиды, воскликнула я.

— Утром, перед тем как уйти, загляните в мой кабинет за жалованьем, — беспощадно произнёс босс.

— Да послушайте же! — возмутилась я. — Минутку! Я и не думала соблазнять вас. Это Маргарита облила кресло клеем, и я…

— Так во всём виновата моя дочь? — резко остановился он, и от ледяного взгляда мне сделалось не по себе.

Я готова была себе язык откусить: ну почему не сумела сдержаться?! Мелкая проказница добилась своего, и моя репутация разбита на осколки, а я ещё масла в огонь подливаю. Нужно немедленно что-то придумать, иначе меня выставят из этого дома, и всё рухнет!

Я громко расхохоталась, чем озадачила босса. Держась за живот и ощущая себя на грани краха всей жизни, смеялась, как безумная, до слёз. А что? Терять мне больше нечего! Так почему бы не попробовать? Лаврентьев, пристально глядя на меня, спокойно ждал. Я же, всё ещё посмеиваясь, хлопнула его по плечу, чем заслужила ещё один изумлённый взгляд, и заявила:

— Ну что вы! Ваша дочь нежный ангел! — Покачала головой и, уверенно глядя боссу в глаза, объяснила: — Мы с Марго увлеклись аппликацией и случайно пролили на кресло клей. Я приклеилась к обивке так крепко, что пришлось порвать платье. Хотела размочить клей, но сломался душ. Можете проверить, я правду говорю.

Взгляд Лаврентьева слегка изменился, и я едва сдержала облечённый вздох — битва за мечту о Крыме ещё не выиграна, расслабляться рано. Подняла руки, будто показывая, что безоружна, и с безмятежной улыбкой добавила:

— А чтобы вы не решили, будто я заманиваю вас в постель, постою здесь, пока вы проверяете мои слова! — Босс нахмурился, и я скрипнула зубами: кажется, переборщила. Выставила его инфантильным. Торопливо добавила: — Понимаю, что раньше у вас были не очень приятные моменты с наёмными нянями, именно потому Геннадий Степанович и попросил меня присмотреть за Марго. Вы же доверяете моему ректору? — Вгляделась пристально в лицо босса и сухо кивнула: — Со мной у вас проблем не будет, обещаю. — Снова рассмеялась и, дрожа от волнения, убедительно проговорила: — Вы мне даже не нравитесь. Честно! Вот, смотрите, я вас поцелую… — шагнула к мужчине и, приподнявшись на носки, быстро прикоснулась губами к его, тут же отпрянула и улыбнулась, — …и ничего не почувствую!

Лаврентьев молча буравил меня стальным взглядом, но я заметила, как по его лицу пробежала лёгкая тень. Поверил? Убедила? Боже, пусть он поверит! Двадцать семь дней! Нужно продержаться всего двадцать семь чёртовых дней!

— Мою дочь зовут Маргарита, — наконец проговорил он. — Прошу не коверкать её имя.

— Хорошо, — с энтузиазмом согласилась я, понимая, что прощена и остаюсь в этом доме.

— Я посмотрю, что случилось, — кивнул босс. — Идите со мной или подождите в моей комнате. В коридоре сквозняк, а вы…

Он выразительно осмотрел меня, затем молча направился к моей комнате. Я последовала за боссом, не отрывая взгляда от обтянутого полотенцем упругого мужского зада. Теперь, когда угроза увольнения отступила, я едва держалась на ватных ногах. Я только что поцеловала Лаврентьева? Что это было? Минутное помешательство? Едва дыша, я любовалась, как перекатываются упругие мышцы на спине босса, пока тот, присев на корточки в море пены, рассматривает отвалившуюся железяку.