Я почесал набухшую шишку и махнул рукой…

– Ладно, пошли уже. – увидев, что я успокоился, он развернулся и снова было двинулся в сторону сада. – Да куды ты, остолоп. В дом пошли. Найдем чего переодеться, не будешь же ты в моей куртке работать… Да и мама заругает если я прямо в одежке для учебы в лаборатории заявлюсь, да еще и в испорченной…

Обойдя конуру, в которой лениво лежал Джек, большой беспородный пес, с пестрой расцветкой и вечно слезливыми человеческими глазами.

Отец подобрал его как-то на улице ее щенком и принес домой. Ух сколько радости тогда у меня было! Ну как же! Моя первая собака!!!

Джек жил с нами уже почти десяток лет и понемногу старел… в шерсти уже виднелись седые волосы, зубы затупились. Но все равно, он был всеобщим любимчиком, и мы ни в коем случае не собирались от него избавляться, хотя собакевич уже был малопригоден к сторожевой службе.

На наши с Крисом кульбиты, Джек не обратил внимания. Мы с Крисом буквально росли вместе, поэтому пес на него даже не рычал, когда тот гостил у нас, а иногда даже подпускал погладить себя.

И само собой я не мог просто так пройти мимо старого друга по детским играм.

– Че, Жека, скучаешь? – я присел на одно колено и потрепал собаку по лохматой голове, со свисающими клоками выпадающей шерсти. – Небось Мика совсем замучил? – пес поднял на меня свои вечно печальные глаза, как бы подтверждая мою догадку. Я почесал ему за ушами.

Лениво поднявшись на ноги, пес скептически осмотрел меня с ног до головы, помотал своей башкой и лениво потянувшись лизнул меня в нос, шершавым бледно-розовым влажным языком.

– Тьфу, ты шо творишь, а? – я отодвинул его голову и вытер испачканный слюной нос рукавом одетого на меня полушубка Криса. – А миска то где твоя? Опять запульнул куда-то? Вот же негодник… – я взял Джека за вислые ухи двумя руками и заглянул в глаза. – Признавайся, опять с Микой вместо мяча играли играли?

Собакевич почти по-человечески пожал плечами.

– Ладно, щас найдем. – Я встал с колена и окинул взглядом двор, в поисках пропавшей миски для еды животного.

Дворик у нас небольшой, но зато закрытый. Даже в самые сильные ветра, северные бореи не могли попасть на пространство размерами двадцать на двадцать шагов. С правой стороны от уличных ворот расположился длинный навес с чуланом. Под навесом стоял небольшой верстак с прикрученными к ним столярными тисками.

Наша семя не была особо богатой, чтобы покупать новые вещи, как только они поломаются. Потому отец мелкие поломки чинил сам. Ну там, у стула ножку выточить или приклепать отлетевшие металлические пластинки наборного доспеха.

В чулане же отец хранил весь инструмент, с огромным трудом собранным нескольким поколениями нашей семьи. Мой дед был ремесленником, до того, как поступить на службу в армию. Он и отца обучал премудростям работы с разными материалами. Дерево там или кожи.

Напротив ворот ведущих на улицу находился выход в сад, отгороженный крепким тыном с узкой калиткой. Собственно говоря, сад был небольшой всего то шагов пятьдесят в длину, и около тридцати в ширину. Дальним концом он примыкал прямо к городской стене, служившей границей нашего надела.

Там же практически у самой крепостной стены был построен флигель, превращенный в алхимическую лабораторию. Именно там моя мама варила разные зелья, будь-то на продажу или для лечения членов семьи.

Ну а слева от ворот стоял, собственно говоря, наш особняк. Гордость семьи. Крепкий двухэтажный дом, сложенный из тесанного речного камня, с коричневой крышей, выложенной обожжёнными чешуйками черепицы. Он возвышался над окрестными постройками, как будто колос среди гномов. Каким образом дед умудрился заполучить его в свои владения? Ума не приложу.