Мариана встала и подошла к игрокам.

Томас и Сандра прижали карты к груди. Мариана взяла журнал «Шатлен».

– «Судя по опросам, – прочла она, – большинство канадцев считают бананы наилучшим фруктом для шоколадного фондю».

Снова воцарилось молчание.

Мариана представила себе, как ее мать подавилась шоколадным трюфелем.

– Но это смешно, – сказала Сандра, которая тоже наблюдала, как ест мадам Финни. – Клубничное – самое вкусное.

– Я всегда любила груши и шоколад. Комбинация необычная, но замечательная. Вы так не считаете? – спросил Томас у Рейн-Мари, но та ничего не ответила.

– Вот вы, значит, где. А мне никто не сказал. – Через оконную дверь из сада легким шагом вошла Джулия. – О чем вы тут говорите?

По какой-то причине она посмотрела на Гамаша.

– Пас, – сказал он, уже толком не понимая, о чем они говорят.

– Маджилла говорит, что для топленого шоколада больше всего подходят бананы. – Томас кивнул на Мариану.

Это вызвало бурное веселье, и Гамаши недоуменно переглянулись.

– А монахи не используют голубику в шоколаде? – спросила Джулия. – Нужно бы мне купить немного голубики до отъезда.

На следующие несколько минут игра была забыта – все обсуждали фрукты и шоколад. В конце концов Джулия и Мариана удалились в уголок.

– Пас, – объявил Томас, вернувшись в игру.

«Отдай ему игру, – транслировал Гамаш Сандре, уставившись на нее. – Пожалуйста, пасуй».

– Я удваиваю ставку, – сказала Сандра, сердито посмотрев на Томаса.

«Мы имеем здесь дело с полным отсутствием коммуникации», – подумал Гамаш.

– Нет, правда, о вы чем думали? – спросила Сандра, надув пухлые губы, когда она увидела карты, раскрытые Гамашем.

– Oui, Арман. – Рейн-Мари улыбнулась. – Шесть без козыря с такими картами? О чем ты думал?

Гамаш привстал и слегка поклонился:

– Это полностью моя вина.

Он послал жене взгляд, полный веселья.

В том, чтобы быть недоумком, есть свои преимущества. Гамаш вытянул ноги и пригубил коньяк, затем прошелся по комнате. Становилось жарче. Обычно вечера в Квебеке прохладные, но этот был исключением. Гамаш почувствовал, как повышается влажность, расстегнул воротник и ослабил галстук.

– Очень смело, – сказала Джулия, подойдя к нему, когда он остановился, разглядывая картину Кригхоффа. – Вы раздеваетесь?

– Боюсь, что на сегодня я уже получил свою долю унижений. – Гамаш кивнул на столик, где трое игроков в бридж сидели над картами.

Он наклонился и понюхал розы на каминной полке.

– Они прекрасны, правда? Здесь все прекрасно. – Голос Джулии звучал задумчиво, словно она уже начала скучать по «Усадьбе».

Потом он вспомнил Спота и подумал, что для Финни, вероятно, это последний приятный вечер.

– Потерянный рай, – пробормотал он.

– Что-что?

– Да нет, так, одна мысль мелькнула.

– Вы задаетесь вопросом: что лучше – царствовать в аду или прислуживать в раю? – с улыбкой спросила Джулия.

Гамаш рассмеялся. Мимо ее взгляда почти ничто не проходило – в этом она была похожа на мать.

– Видите ли, у меня есть на это ответ. Смотрите-ка, это же роза Элеоноры, – удивленно сказала она, показывая на ярко-розовый цветок в букете. – Можете себе представить?

– Кто-то уже говорил это сегодня, – вспомнил Гамаш.

– Томас.

– Верно. Он хотел узнать, нашли ли вы ее в саду.

– Это наша маленькая шутка. Роза названа в честь Элеоноры Рузвельт. Вы знаете?

– До этой минуты не знал.

– Мм… – проговорила Джулия, глядя на розу и кивая. – Она сказала, что поначалу чувствовала себя польщенной, пока не прочла описание в каталоге: «„Элеонора Рузвельт“: на клумбе[32] не смотрится, а у стены выглядит прекрасно».