Однажды вечером Тонки приходит посидеть с тобой.

– Ты не можешь уйти, пока мы не зайдем дальше на запад, – говорит она без обиняков. – Почти до пустыни Мерца, думаю я. Если хочешь дойти туда, тебе надо уладить отношения с Юккой.

Ты зло смотришь на нее, хотя для Тонки это осмотрительное поведение. Она подождала, пока Хьярка засопит в своем спальнике, а Лерна уйдет к лагерной отхожей яме. Хоа по-прежнему рядом, стоит, не скрываясь, стражем над вашей маленькой группой среди общинного лагеря, и черты его черного мраморного лица подсвечивает огонь твоего костра. Тонки знает, что он верен тебе в той степени, в которой он понимает верность.

– Юкка ненавидит меня, – говоришь ты в конце концов, когда твой взгляд не вызывает у Тонки ни огорчения, ни сожаления.

Она выкатывает глаза.

– Поверь мне, я знаю, как выглядит ненависть. Юкка… испугана, немного вызверилась, но в какой-то степени ты этого заслуживаешь. Ты подвергла ее народ опасности.

– Я спасла ее народ от опасности.

На той стороне лагеря, словно иллюстрацией твоему доводу, ты замечаешь кого-то, передвигающегося с глухим звяканьем. Это одна из реннанитских солдат, немногих захваченных живьем после последнего сражения. Она в колодке – деревянном воротнике на петлях с отверстиями для рук, в результате чего они подняты вверх и разведены – соединенной двумя цепями с кандалами на ногах. Примитивно, но эффективно. Лерна обрабатывает натертости пленницы, и ты понимаешь, что им позволено снимать колодки на ночь. С кастримитами реннаниты обошлись бы куда хуже, если бы ситуация обернулась в их пользу, но все равно это неловко. Они, в конце концов, вряд ли могут сбежать. Даже если кто из них сбежит сейчас без колодок – без припасов и защиты большой группы они станут чужим кормом, не пройдет и пары дней. Эти колодки лишь насмешка в довесок к ранам и неприятное напоминание о том, что все может быть куда хуже. Ты отводишь взгляд.

Тонки видит, как ты смотришь.

– Да, ты спасла Кастриму от одной беды и подвергла не менее тяжкому испытанию. Юкка хотела только первой части.

– Я не могла избежать второй. Мне надо было позволить камнеедам перебить всех рогг? Убить ее? Если бы у них получилось, механизмы жеоды в любом случае перестали бы работать!

– Она это понимает. Потому и говорю – это не ненависть. Но… – Тонки вздыхает, словно ты особенно тупая. – Смотри. Кастрима была – есть – эксперимент. Не жеода, народ. Она всегда знала, что это риск – пытаться создать общину, в которой жили бы бездомные и рогги, но это работало. Она заставила этих стариков понять, что нам нужны новые общинники. Заставила всех думать о роггах как о людях. Заставила их согласиться жить под землей, в развалинах мертвой цивилизации, хотя они могли бы прикончить нас в любой момент. Даже удержала их от того, чтобы наброситься друг на друга, когда серый камнеед дал им повод…

– Это я их остановила, – бормочешь ты. Но слушаешь.

– Ты помогла, – соглашается Тонки, – но разве только ты? Ты прекрасно знала, что это не сработает. Кастрима живет благодаря Юкке. Поскольку все знают, что она умрет ради этой общины. Помоги Кастриме, и Юкка снова будет на твоей стороне.

До того, как вы дойдете до ныне пустующего экваториального города Реннанис, пройдет много недель, может, даже месяцев.

– Я знаю, где Нэссун сейчас, – говоришь ты, закипая. – Когда Кастрима доберется до Реннаниса, она может быть уже где-то еще!

Тонки вздыхает.

– Уже несколько недель прошло, Иссун. И Нэссун, вероятно, уже куда-то ушла к тому моменту, когда ты очнулась.