Отсчитывая сердечные сокращения, пищал монитор; в его электронном чреве еле слышно шумел вентилятор. По одному экрану ползла кардиограмма, по другому – ритмы мозга. В целом параметры были не критичны: АД чуть повышено, пульс чуть учащен, насыщенность крови кислородом – в норме.

– А теперь сама, – сказала мать. – Не забудь – разрез ступенькой.

Обращается со мной, как с несмышленышем, подумала Елена.

Предстояло отнимать пальцы на обеих руках. Впрочем, с левой рукой мать уже закончила. Товар был уложен в контейнер, пять ран на кисти – зашиты. Голый Алик Егоров спал на столе под многофокусной лампой: дыхание свободное, лицо безмятежное. Парень хорошо переносил наркоз.

Елена взялась за ампутационный нож.

Когда удаляешь палец, то разрез тканей и вправду нужно делать ступенькой. На ладонной поверхности кожи оставляют больше – она крепче, тренированней. Это букварь… Елена работала сосредоточенно и быстро. Оттянуть кожу, перевязать сосуды, вытянуть и отсечь нервы. Сухожилия – тоже долой. На пальцах нет мышц, только сухожилия, это облегчает дело. Затем – пилить кость…

– Подожди, он просыпается, – сказала мать.

Она ввела Алику Егорову еще кетамина и некоторое время следила за его дыханием.

Новая порция ампутантов заняла свое место в контейнере. Эвглена Теодоровна с одобрением наблюдала за действиями дочери. Та зашивала раны, используя для этого лавсан – как и для перевязывания сосудов. Глупо тратить кетгутовую нить, если в ближайшие дни пациент лишится остатков кистей. Больше всего Елена любила заключительную стадию процесса: прятать неопрятную окровавленную кость под нежным лоскутом кожи; трехгранная хирургическая игла, изогнутая полумесяцем, порхала в ее сильных руках. А резать и пилить – нет, не любила.

– Ты моя отличница, – сказала мать.

– Если б знали вы, из какой крови растут стихи, – откликнулась Елена, меняя перчатки. – Дальше, как я понимаю – ты?

Она бы и сама справилась, но время поджимало: скоро явятся клиенты. На очереди стояли лодыжка и почка. Число заказов ко вчерашнему вечеру прибавилось – купить новые «игрушки», кроме Алексея Алексеевича, изъявили желание еще двое: один – постоянный клиент, и новый человек. Именно этот новый и запросил пальцы – на пробу. Зачем ему «на пробу» все десять – его, конечно, дело, но рекомендация пришла от серьезнейшего, давнего посредника.

– Ты будешь звонить ПАгоде? – спросила Елена.

– Зачем?

– Рассказать про Скандинавию и китайцев.

Мать не ответила: занята была.

– Тогда скажи мне номер телефона, я сама позвоню.

– Что за вздор? Подай зажим.

Тончайший слой костяной пыли покрыл пластик стола. От ноги пациента отделился сочный кусок: нога укоротилась дюймов на пять. А чтобы избежать возражений, пациент получил очередные кубики кетамина внутривенно. Работа кипела.

– Тебе чего, Саврасов? – осведомилась Эвглена Теодоровна, не поворачивась.

В операционную заглядывал карлик-получеловек. Ухватившись за дверную ручку единственной конечностью, он окинул взглядом помещение:

– По жене соскучился.

– Спасибо, милый, я очень тронута.

Его бархатный баритон, его блестящие глаза могли бы свести с ума не одну женщину. Возможно так и было – в прошлом.

– Помощь нужна? – предложил он голосом, полным искренности.

Елена засмеялась. Мать, наоборот, не приняла абсурдную шутку.

– Если ты понадобишься, мы тебя непременно позовем.

Урод ушел, ловко балансируя на своих обрубках. Как он сохранял вертикальное положение – только ему ведомо.

– Поворачиваем, – скомандовала мать. – С датчиками аккуратнее.

Четыре руки уложили Алика Егорова на левый бок, открыв правый ножу хирурга.