Сама «виновница» бенефиса располагалась по правому борту верхней палубы в отдельной «каюте для молодоженов» – самой просторной и роскошной.

Хороши были и две столовые с салоном, и душевые с туалетами, даже на нижней палубе каждая каюта имела умывальник.

И мне перепала весьма недурная каюта первого класса, правда, двухместная – на пару с заведующей литературной частью театра Ангелиной Ряжской, – чему я была весьма рада: одиночества мне хватало и дома.

Директор гастрольного тура Альфред Суетилов справедливо гордился тем, что сообразил загодя застолбить это плавучее чудо для труппы театра.

Актеры радовались возможности не только подзаработать, но и пожить в хороших условиях, питаясь «от пуза». Служители муз, если они не имели доступа к спецраспределителям благ и товаров, жили очень скромно и в весьма стесненных условиях. У старых актрис еще оставались запасы каких-то нарядов, тканей, кружев, даже духов и пудры, но бесконечно перешивать платья невозможно, когда-нибудь закончится самая большая коробка с пудрой и выдохнутся остатки самых стойких духов из старинного флакона.

У молодых не было и того.

Но с этим еще как-то справлялись, а вот огромные коммунальные кухни, постоянный гвалт и ругань поссорившихся соседок, необходимость стоять в очередях, чтобы сначала отоварить карточки, а теперь, когда карточки отменили, просто купить продукты, повседневные заботы о пропитании угнетали куда сильней. Особенно доставалось женщинам, поэтому нынешнюю гастрольную поездку они воспринимали как награду. Не надо закупать продукты, огрызаться на кухне, ломать голову над тем, как протянуть до следующей выплаты и дадут ли какую-то премию.

Премии Суетилов обещал часто, он вообще человек щедрый – сколько надо, столько и пообещает. Выполняет вот только не всегда, иногда делает вид, что не помнит, иногда взывает к сознательности. Но тут вот пообещал устроить отдых – и устроил.

В Тарасюках концерт получился вполне обычным, разве что местные зрители, поаплодировав и вручив нашей Павлиновой огромный букет, напрочь оголивший клумбу перед Клубом, куда-то спешно переместились – ни зевак у входа, ни навязчивого внимания, до которого так охочи звезды.

Тому причиной оказалось трагическое происшествие.

Первая скрипка оркестра Борис Михельсон уже два дня жаловался на боль в правом боку, а к концу выступления и вовсе не мог разогнуться. Вызванный местный врач определил приступ аппендицита и потребовал срочную операцию. Михельсона увезли в тарасюковскую больничку.

Это неординарное событие (часто ли в Тарасюках удаляют аппендициты столичным артистам?) отвлекло местных почитателей таланта Павлиновой от нее самой. Неблагодарные почитатели устремились вслед за больничным тарантасом с Михельсоном, врачом и директором гастрольного тура Суетиловым, забыв о звезде!

Любовь Петровна, как обычно, задержалась в гримерке, остальные, не дожидаясь парадного выхода Примы, отправились на пристань, погода тому благоприятствовала, и идти не более четверти часа даже мне с моими больными ногами.

Процессия растянулась на полверсты.

Во главе трагик Гваделупов, с годами потерявший надежду стать вторым Шаляпиным, но сохранивший голос, по сравнению с которым громкоговоритель казался шептуном, выводил на все Тарасюки: «На Земле весь род людской…». От мощи гваделуповских легких даже тарасюковские собаки поджали хвосты в своих будках.

В середине импровизированной колонны актер Подкатилов залихватски распевал пионерскую «Взвейтесь кострами, синие ночи», дирижируя себе и нестройному хору хихикающих статисток.