Но не зря народная мудрость гласит: не говори «Гоп!», пока не перепрыгнешь. Высоту я так и не взяла. Потому что Одинцов, откушавши десерт, шёл ненароком мимо. Совершенно случайно, видимо, его повело в центр зала, где мы с Юрой мило общались.

– В шесть часов, Егорова. На «ковёр». Не забудь, – прорычал низким и бездонно-глубоким голосом, от которого тело в дрожь и мурашки по коже.

Что ж ты такое вредное, тело? Кто просил тебя предавать?! Ты ж моё, родное, а не чьё-то в дурацком любовном романе, между прочим!

Но телу всё равно. Ему наплевать. Оно приходит в восторг и ужас от Одинцовского баритона, плавно переходящего в бас.

9. 9. Цирк уехал, клоуны остались

 

Одинцов

– Колись, Одинцов! – дёргает меня Женька. – Кто она? У тебя же дым из ушей идёт!

Хорошо, что только из ушей. Там и в остальных стратегических местах – ожоги. Но Женьке об этом знать не стоит. У неё язык временами острее бритвы, а я сейчас не в том состоянии, чтобы её насмешки терпеть и выслушивать.

– Жень, – замораживаю сестру взглядом, – покрасовалась? Кто нужно, нас увидел? Получи свой нежный поцелуй в щёку – и будь здорова.

– Фу, таким быть, Сань! – возмущается Женя, но я пропускаю мимо ушей её возмущение. Меня вообще женские капризы и уловки не берут. Я принимаю их как должное, а точнее – игнорирую.

С Женей я прощаюсь по-джентельменски: нежно целую её в щёку, заправляю прядь волос за ушко и нашёптываю всякие разные приятности:

– Учти: это последний раз, когда ты стрясла с меня долг. Если брать среднеарифметическое, то моя земля отработала твоему колхозу тройным урожаем, а это даже в Африке проблематично, так что кончай связываться не с теми парнями, а выбери того, кто устроит тебя в качестве мужа. Вон, Юра Щелкунов – замечательный. И зарабатывает хорошо. А будет ещё лучше. К тому же симпатичный, обходительный, не жмот.

Женька подозрительно хрюкает. Это прямо-таки неприличный громкий хрюк.

– И облегчить тебе доступ к красному телу? Не дождёшься! Меня вообще топ-менеджеры не привлекают. Не орёл. А хочется чего-то такого… большого и значимого. Как ты, например.

И тут меня осеняет. Я внимательно смотрю на Женьку с восхищением. Орёл, говоришь? Привлекает, говоришь? Будет тебе орёл в яблоках или под соусом – это уже как у тебя получится.

– Что? – беспокоится сестра. – У меня нос в мороженом? Или третий глаз неожиданно вырос? Что ты на меня так смотришь? Только не говори, что придумал, на кого меня спихнуть! Ничего не выйдет, понял?

Понял я, понял. Дурак бы не понял, а я очень умный. Женя успевает схватить меня за рукав. Очень цепкая – я уже говорил об этом.

– Са-а-аш, – тянет она моё имя, – лучше сразу признайся!

Я смотрю на неё нечитаемым взглядом. Морда кирпичом называется.

– Жень, это из разряда: «сама придумала, сама поверила, сама разозлилась». Мне работать нужно, а я полдня девицами занимаюсь. Нянчусь с вами.

– Ну, да! Этой Красной ты бы сосочку дал!

От её слов – жарко. Вполне возможно, она никакого подтекста не вкладывала, но мой ум реагирует болезненно. Ум. Это теперь так называется…

– Всё, Немолякина, на выход! – выдираю из сестринских цепких лапок свой рукав и широким шагом направляюсь в офис.

Мне бы день продержаться да ночь простоять. Правда, со «стоять» проблем нет. По стойке смирно, как при исполнении гимна.

Весь остаток дня я занимался чёрт знает чем: следил, как устанавливают камеры слежения, в мой кабинет – в том числе, и строил планы мести Егоровой. Она сегодня все рекорды побила по умению выводить из себя начальство – меня то есть.

Я подсчитывал убытки мероприятия под кодовым названием «Спасти Лику Егорову», а они тем временем с Юриком приносили прибыль.