Минуту мы играем в догонялки – Кузьмин мерно шагает, надвигается, я уворачиваюсь, лавирую по комнате задом.

– Один глоток, Ирина, – уговаривает он меня бархатистым низким голосом. – Обещаю, не пожалеете. Вы поймете, от чего отказывались всю жизнь. Я добавил вам побольше молока. Но ни капли сахара – он все испортит.

И вот он загоняет меня в угол.

– Ну хорошо, хорошо! – сдаюсь и тянусь за чашкой. Но Кузьмин не выпускает ее – он подносит чашку к моим губам, придерживает ее, а когда я берусь за ручку, наши пальцы соприкасаются.

Чтобы скорее от него избавиться, делаю осторожный глоток.

Язык обволакивает насыщенным ароматом с привкусом фундука. И разве в этом кофе нет сахара? Потому что сладость все-таки чувствуется – тонкая, едва заметная!

Вот так номер! Вот, значит, какой он – настоящий хороший кофе. Ну почему я раньше никогда не пробовала подобного? Да потому что в детстве пила бурду в школьной столовой, а потом в студенческой, и решила для себя раз и навсегда, что кофе – горькая или приторная гадость, и проходила мимо всех этих киосков с кофе, что торчат на каждом углу. Потому что была уверена – там тоже наливают гадость, на которую не стоит тратить деньги.

– Ну как? – интересуется Кузьмин. – Понравилось?

Он пристально следит, как я делаю глоток и провожу языком по нижней губе.

– Восхитительно, – говорю искренне, забираю у него чашку и сажусь на диван со вздохом – чтобы утихомирить бурю чувств, которую вызвал этот маленький эпизод.

– Возьмите миндаль и сушеную вишню. Вкуснее и полезнее, чем конфеты, – он выставляет на столик вазочку, опускается на диван рядом со мной и берет свою чашку.

– За новоселье, Ирина Андреевна!

– За новоселье!

Мы чокаемся чашками, и я улыбаюсь. Радуюсь, что непростой день почти закончился, а я сейчас вот допью вкусный кофе, доем засахаренные орешки и пойду на свидание.

Чувствую себя взволнованной и усталой. Сегодня у меня ни минуты свободной не выдалось, чтобы отдохнуть. По вине Кузьмина, между прочим.

Но кофе дал мне заряд бодрости и оптимизма. Я готова продолжать вечер и верю, сумею урвать капельку веселья, и с Данилом все пройдет отлично. Чем черт не шутит – вдруг и искра между нами проскочит? Изображение Данила на фото эту искру не зажгло, но взгляд у него добрый, и человеком он кажется тактичным. Он уж точно не такой, как Олег. Сейчас-то я понимаю, что с нашем онлайн-общении с Олегом изначально было много моментов, которые должны были насторожить, но я их проигнорировала. Теперь я умнее и осмотрительнее.

Кузьмин бесшумно ставит чашку на стол, поворачивает голову, слегка наклоняется. В меня впиваются колючие умные глаза, оттененные черными ресницами.

– Ну что, Ирина, что обо мне подчиненные говорят? Какой настрой в коллективе?

От минутной расслабленности мигом не остается ни следа; я подбираюсь, настораживаюсь. Секунду размышляю и решаю быть откровенной.

– Скажу честно, Иван Сергеевич – далеко не все рады вашему появлению.

– Это я и сам понял, – кивает он. – Все нормально. Было бы куда хуже, если бы меня встретили хлебом-солью и цыганским хором. Так обычно бывает, когда дела хуже некуда и сотрудникам есть что скрывать. Но, надо думать, будут бунты и акты неповиновения, а, Ирина?

– Будут, – вздыхаю покаянно.

Он опять кивает.

– Некоторые ребята и девушки у вас с гонором, как я заметил. Но это тоже хорошо. Хуже нет равнодушных сотрудников.

– Вам следует быть осторожнее. Может, мягче в каких-то случаях и с некоторыми людьми, – замечаю тактично, с намеком.

– Вы пытаетесь меня о чем-то предупредить? – Кузьмин придвигается опасно близко, и взгляд его становится откровенно хищным – у меня даже мурашки по спине пробежали.