– Ты очень любила его, да?

– Я его и сейчас люблю…

– А Сашу?

– И Сашу тоже люблю. Но это другое… И не обо мне сейчас речь. И не о Саше… А о том, что тебе надо найти своего отца. И это не так уж и трудно, если ты решишься… В моим бумагах блокнот есть, там телефон найдешь… Домашний…

– А он что, не переезжал никуда?

– Нет, он там не живет, скорее всего. Но мама его живет. Моя несостоявшаяся свекровь. Да, она по тому адресу живет, я знаю… Вот у нее и спросишь про отца… Только осторожнее ей объясняй, кто ты такая, ладно? Она ведь и не знает о твоем существовании… И отец твой не знает, что ты есть… Ты найди их, Зайчик, обязательно найди. Скажи, что я простила…

Мама хотела еще что-то сказать, но в прихожей хлопнула дверь, и она замерла испуганно и прошептала немного виновато:

– Ну вот, Саша уже пришел… Не успели мы договорить. Но мы обязательно вернемся к этому разговору, Зайчик. Вернемся к моей просьбе… Обещаешь меня выслушать до конца?

– Да, мам… Обещаю…

Саша зашел в комнату запыхавшись, проговорил быстро:

– Все, Заяц, я освободился… Иди в институт, не надо занятия пропускать…

И тут же будто вытеснил ее из пространства, сел к маме на кровать, взял ее за руку, проговорил озабоченно:

– Тебе надо поспать, Танечка… Ты же всю ночь не спала…

– Да, надо бы. А ты арбуз купил, Саш? – с тихой улыбкой спросила мама.

– Конечно, купил. Большой, звонкий. Очень сладкий, я думаю. Хочешь, принесу?

– Хочу…

Через десять минут он требовательно постучал в ее комнату:

– Можно?

– Да, входи… – ответила она очень тихо. Будто стыдилась отвечать по-другому.

– Да я на минуту… Я тебя ругать пришел… Ну чего ты сидишь, а? Давай-ка дуй в институт, нечего занятия пропускать! Я ж понимаю, что ты про лекции наврала и про зачет автоматом тоже… Спасибо тебе, конечно, очень выручила… А теперь давай, выметайся отсюда! Быстро, Заяц, быстро! Чтобы через пять минут тебя в квартире не было, ну?

Когда она вернулась из института, мама спала. Саша ходил по квартире на цыпочках, боясь потревожить ее хрупкий сон. И она тоже пошла в свою комнату на цыпочках…

Они еще не знали, что мама больше не проснется. Что умрет ночью, во сне. Что душа ее улетит, так и не успев совершить еще одно важное дело. То есть не успев озвучить какую-то важную просьбу…

Зое оставалось только догадываться, в чем состояла мамина просьба. Но думать об этом было невыносимо. Будто она украла чего или хотела украсть. И у кого?! У мамы…

Эта мысль не давала ей покоя, пока они с Сашей хоронили маму. Когда шло отпевание в церкви, все время смотрела на ее лицо – такое спокойное, такое безмятежно гладкое… Словно мама своим спокойствием хотела ей сказать: ты ни в чем не виновата передо мной, Зайчик. Не переживай. Живи дальше. И если даже случится так, что ты… Ты и Саша… Помни, что ты не виновата передо мной, Зайчик…

А может, мама вовсе и не хотела ей это сказать. Может, она сама себе все выдумала, чтобы не пребывать в мучительном чувстве стыда, в недосказанности…

Саша стоял рядом с ней, и пламя церковной свечи ложилось робким светом на его задумчиво горестное лицо. Когда стали прощаться, он наклонился к маме, коснулся губами ее лба и прошептал что-то, и вдруг показалось, что она расслышала в его шепоте слово «обещаю»… Что он мог обещать маме? Что никогда не забудет ее? Но ведь это и без того понятно, что не забудет…

А она так и не смогла воспринять все происходящее до конца, все время казалось, что это ей снится и что они с Сашей придут после похорон домой, а там – мама… Любимая мама. Самый близкий на свете человек. Мама, которая всегда ее понимала. Никогда не была ею недовольна, никогда не сердилась. Мама, которая любила ее без условий. Просто любила, и все. И она так привыкла к этой безусловной любви, что не представляла себе, как без нее жить дальше. Может, поэтому и не воспринималась мамина смерть как что-то фатальное. Душа отторгала эту фатальность, не хотела в себя впускать.