Думай, как мама с папой занимаются сексом, произносит Крисси одними губами.

– Сиди и думай.

Я набрасываю ему на голову полотенце. Он его не снимает.

– Так даже лучше. Спокойнее, – говорит он задумчиво. – Мне нравится. Как будто в камере сенсорной депривации.

– Я не хочу, чтобы папа пошел на концерт, – говорю я со стоном. – Я ненавижу, когда он знакомится с теми, с кем я контактирую по работе. Помнишь, что было в тот раз, когда он встретился с Бреттом из Suede?

Я неоднократно брала интервью у Бретта. Когда папа встретился с ним на одном из концертов, он поприветствовал его так: «Дружище, я бы пожал тебе руку. Но я только что из сортира, а краны у них не работают. Не буду же я тебя трогать обоссанными руками». Это не то впечатление, которое мне хотелось бы произвести на привлекательного рок-музыканта из звездной когорты.

– Не бойся. Он не пойдет на концерт, – загадочно сообщает мне Крисси из-под полотенца.

– Что?

– Я сыпанул ему сканка в последний косяк. Теперь он неделю будет лежать пластом.

И действительно, когда мы возвращаемся в гостиную, папа лежит на полу, слушает «Эбби-Роуд» на полной громкости и глядит в потолок.

– Пап, ты идешь на концерт? – осторожно интересуюсь я.

– Нет, солнышко, – говорит он, сонно поглаживая свой живот. – Я скоротаю свой день в этой солнечной комнате. Ступайте, дети. Оставьте старого папу его мечтам.

Крисси тянется за пакетом с травой. Папа хватает пакет, выбросив руку с пугающей силой и скоростью Терминатора.

– Это мои мечты, друг, – говорит он с болью в голосе. – Оставь их со мной.

По дороге в клуб Крисси говорит, что его «нахлобучило не по-детски» и ему надо «хорошенько ужраться», чтобы алкоголь перебил дурь. Мы заходим в бар и выпиваем по несколько порций виски, быстро и по-деловому, но алкоголь – вопреки предположению Крисси – не «вправляет ему мозги», а только усугубляет – как и следовало ожидать – его одурманенное состояние. Но ему хорошо. Он доволен и счастлив. Постоянно лезет ко мне обниматься, что совсем не похоже на Крисси, и говорит мне, что я «классный парень». Я, в общем, и не возражаю.

На входе в «Асторию» – огромная очередь из тех, кто пришел на халяву по гостевому списку. Мы с Крисси стоим в очереди, курим и обсуждаем уникальную походку Лиама Галлахера. «Ходит, как агрессивный младенец в подгузнике». И вдруг Крисси пихает меня локтем под ребра:

– Смотри! Смотри!

Человек через шесть впереди в очереди стоит Джерри Шарп, знаменитый комик. В девяностых, когда комедия становилась «новым рок-н-роллом», у нас появилось немало молодых, сексапильных комиков, которые шутили о сексе, любви, смерти и помешательстве на The Smiths. Джерри как раз из таких. В своей комедийной программе «Джерри Шарп умрет в одиночестве» он рассказывает о том, как непросто найти настоящую любовь в современном мире. Каждую неделю он встречает новую девушку, в которую влюбляется без ума, но в конце серии девушка его бросает. Джерри страдает, и все девчонки-подростки в Британии убеждены, что уж они-то сумеют сделать его счастливым. Собственно, я и сама бы сумела. Кто не пришел бы в восторг от безмерного счастья в моем лице? Я могла бы его спасти, если бы захотела.

– О господи, – говорит Крисси, глядя на Джерри во все глаза. – Я его обожаю. Я бы ему отдался на месте. Прямо не верится, что он тут, рядом!

Джерри болезненно бледный, со светлыми волосами. Он в темных очках и кожаной куртке, несмотря на жару.

– Он похож на красавчика-нациста, – мечтательно говорит Крисси.

Крисси еще никогда не рассказывал мне о своих сексуальных пристрастиях. Это весьма познавательно и интересно.