Убедившись, что опасности пока нет, Генрих снова стал подниматься по склону. Вот уже и гребень. А где же пещера, в которой живёт Виверн? Что-то пещерой тут и не пахнет. Неужели не туда попал? Но, ведь были же останки его предшественников, звук адского горна, словно из самой преисподней, паук, тварь эта летающая, наконец. Кто они, если не слуги ужасного дракона? Барон присел на весьма удобный валун и подставил разгорячённое лицо прохладному ветерку. Приятно. С такой высоты местность казалось необычайно красивой. Гряда высоких гор вдали, подёрнутая голубой дымкой, бездонное синее, как бывает только в горах небо с редкими неподвижными кудрявыми облачками и, стиснутая со всех сторон горами долина с изумрудной травой. А на траве он. Нет, не так. ОН!

На изумрудно зелёном ковре распластал свои крылья сам Виверн. Это мог быть только он. Больше некому. По своему красивый, хищный и опасный даже в своей каменной неподвижности, он завораживал. И, что удивительно, вокруг него сновали люди. Расстояние было большим и деталей было не рассмотреть. Но то, что это были люди, Генрих был уверен. Наверное, рабы. Те, кого дракон похитил, но не сожрал, а заставил работать на себя. Ну да! Вон и строения на краю долины. Должны же рабы где-то жить. Вот, только огородики небольшие. Столько людей вряд ли прокормишь.

Барон перевёл взгляд на Виверна. Когда ещё можно так спокойно рассмотреть легендарное чудище. Удивительно, но никакой чешуи у него не было. Сплошная кожа, даже отсюда напоминающая металл, огромные крылья, раздвоенный хвост с вертикальными плавниками и маленькие глазки, сплошной лентой тянущиеся через весь лоб от правого виска к левому. Тем более надо спускаться. Мало того, что он убьёт (если убьёт) дракона во славу прекрасной женщины, да ещё и освободит людей, страдающих в рабстве. Да об этом подвиге менестрели баллады будут веками петь! Вот это подвиг, так подвиг. Только как победить это чудище? По крайней мере, отсюда уязвимых мест у него нет. Генрих вздохнул, и стал спускаться вниз.

Туман появился незаметно и, по мере движения вниз, поднимался всё выше. Генрих мог поклясться чем угодно, что минуту назад на него не было и намёка. Резкий порыв ветра вторгся в туман, словно волк в стадо овец. Молочно белые струи, закручиваясь, взметнулись вверх, хлестнули по груди рыцаря, бросились в лицо, ослепляя и затрудняя дыхание. В глазах всё закрутилось, а в голове мысли поплыли тягучей патокой, постепенно замедляясь. И, наконец, барона накрыла темнота.

База напоминала разворошённый муравейник. Нортон шёл по коридору, лавируя между мечущимися сотрудниками. Из диспетчерской раздавались возбуждённые голоса, то и дело срабатывала сигнализация, беспрестанно пиликали телефоны и светились мониторы систем наблюдения. Он толкнул двери конференц-зала и вошёл внутрь. Все уже были в сборе и, судя по раскрасневшимся лицам, только что бурно спорили. Нортон прошёл к креслу председателя во главе длинного овального стола и уселся, сложив перед собой руки.

– Александр Евгеньевич! – обратился он к начальнику службы внешней безопасности Коростылёву. – Изложите, наконец, полную картину! Как так вышло, что этот рыцапрь подошёл к базе так близко? У вас что, сигналка не работает?

– Работает, господин председатель. Сразу, как только система определила вторжение, включилось инфразвуковое облучение. На три минуты, как и запрограммировано. Обычно большей части незванных гостей этого хватает за глаза. Различные видения, галлюцинации, чувство бепричинного страха и паники. Бегут, обычно, так, что, иной раз по склону спотыкаются и руки и ноги ломают. Ну, или, шею. Иной раз и инфаркт обширный хватают. А этот крепкий орешек оказался. Коня портерял, все три минуты мечом от галлюцинаций отмахивался, но не убежал.