– А еще – вы нулевка. Вам это вообще ничего не стоит. А три тысячи денег – это три тысячи денег, – припечатала Пруткова. – Две зарплаты уездного учителя, а? За двадцать минут работы.

– На Сыскной приказ, – уточнил я.

– А у вас есть проблемы с ярыжками?

– У меня нет проблем с ярыжками, – заверил я.

Откуда у меня с ними могли быть проблемы, если с ярыжками я был знаком сугубо теоретически? А билет по государственному устройству России при царе Алексее Михайловиче Тишайшем на экзамене в универе ответил на крепкую девятку! Там и про ярыжек было, и про Сыскной приказ, и про другие приказы… Я тогда повышенную стипуху подтвердил, какие уж тут проблемы? Проблема была в том, что я и не пытался понять, как могут уживаться ярыжки, технологичный планшет Прутковой, опричники, магия и тот крутой электрокар, на котором Наталья Кузьминична меня привезла в это, прямо скажем, средней паршивости кафе, которое ничем не отличалось от десятков подобных заведений в Гомеле, например, Могилеве или Минске моей родной Беларуси.

– А-а-а-атлично! – обрадовалась опричница. – Доедайте, поедем к смежникам, пока Радзивиллы лапу на арте… Хм! Пока в наших услугах еще нуждаются.

Интересно, жутко интересно! Дивный новый мир! Молодое, здоровое тело! С ходу – две, а то и три самые настоящие, большие тайны!

Очень хотелось спросить про нулевку, про войну, про город, где мы находимся, и про таинственного Ивана Ивановича, и вообще – про все на свете, но… Как историк, я привык обращаться в первую очередь к письменным источникам, во вторую – к вещественным, и только в третью – к устному народному творчеству. Поэтому помалкивал. Как все устаканится – изучу, почитаю, выясню. Вон и Сеть у них есть, то есть – какой-то аналог интернета. Не пропаду, освоюсь! Если чему и учат на историческом факультете – так это работать с огромными объемами информации, переосмысливать их и выдавать нечто понятное и удобоваримое для широкой публики.

Пруткова, явно нервничая, выпила адски горячий кофе залпом, одной затяжкой докурила папиросу и смотрела на то, как я дожевываю мясо с картошкой.

– Бруки не заляпай. – Она так и сказала: «бруки». – Вон как их тебе Лидочка Горшкова отутюжила!

– Они немнущиеся. – Я проглотил мясо и вытер губы салфеткой. – Можно было не гладить. И вообще – плохо погладила, стрелки тут не нужны, не тот фасончик.

– Она позаботиться хотела о солдатике! – усмехнулась Наталья Кузьминична.

– Однако, похвально, – кивнул я. – Ответственная женщина. С четкой гражданской позицией.

Брюки были нормальные, военные карго, с карманами. Рубашка, а точнее, китель – тоже. И то, и другое – оливкового цвета, без знаков различия. Ботинки – тоже оливковые, на тракторной подошве, замшевые, с тряпичными вставками, чтоб нога дышала. Очень удобные. Из невоенного у меня только одна футболка имелась – белая, обычная. Остальное белье – тоже оливковое. Похоже, у Пепеляева с вещичками негусто после армии! Все свое ношу с собой, да?

Надо будет ревизию рюкзака сделать, хоть на документы свои глянуть. Может, телефон имеется или еще что… Но это – потом.

Если есть легальная возможность заработать на стороне – ее стоило реализовать. Похоже, меня зашвырнуло сюда всерьез и надолго, так что предстояло осваиваться. И начинать инфильтрацию и ассимиляцию с заработка – неплохая идея. Судя по ценам в кафешке, три тысячи денег – хорошая сумма, мы тут на двоих на тридцатку посидели. Кстати, «деньги» – это местная валюта. Как у нас – рубль. Одна деньга, две деньги… Забавно! На три тысячи я себе цивильный костюмчик прикуплю и постричься схожу… Постричься – это обязательно. Во-первых, зарос, волосы уши чешут, непривычно. А во-вторых: хочешь почувствовать в жизни новизну и поднять настроение – постригись. Или татуировку сделай, это даже на дольше сработает!