Некоторые коллеги, прочитав это, наверняка сразу увидели мою ошибку. Возможно, они уже тянут руки и вскрикивают: «О! О-о! О!» – как Хоршак из сериала «Добро пожаловать назад, Коттер»[1], когда знает ответ на вопрос. В свое оправдание могу сказать только, что дело было много лет назад и я определенно извлек урок из своего промаха. Но вернемся к Дикси.
Я собирался задать еще несколько вопросов, но тут собака встала и пару раз рыгнула почти в точности так, как показывала ее хозяйка, только звук в конце оказался куда более громким, булькающим и болезненным, чем я ожидал. Я поставил Дикси на стол и осмотрел ее. В легких было чисто, живот оказался мягким и пустым, только температура была слегка повышенная. Единственной странностью было то, что, когда я прощупывал ей горло, собака слегка закашлялась. Чтобы развеять опасения миссис Паулук о том, что у Дикси что-то застряло в глотке, я заглянул ей в пасть так далеко, как только мог – то есть на самом деле не очень далеко. Потом вернул собаку на пол и сел на стул, чтобы вынести вердикт.
– Я практически уверен, что у Дикси питомниковый кашель. Правда, обычно при этом заболевании собаки не отказываются от еды, но температура немного повышена, так что, возможно, присоединилась бактериальная инфекция. Все пройдет, нужно только время и немного антибиотика.
– Спасибо, доктор! Как хорошо, что ничего серьезного!
Тут должна прозвучать зловещая музыка.
В следующий раз Дикси доставили ко мне четыре дня спустя, в канун Нового года. Она по-прежнему ничего не ела и ей стало намного хуже, она уже едва двигалась. Миссис Паулук пришла бы и раньше, но перед этим были выходные и она предпочла дождаться меня, вместо того чтобы обратиться в дежурную клинику. Теперь и я встревожился. Было ясно, что у Дикси не питомниковый кашель или подобная респираторная инфекция. Мы взяли кровь на анализ и сделали рентген. Вскоре медсестра перехватила меня в коридоре и сказала:
– Филипп, взгляни на снимок. Там что-то очень странное.
И она была права. В груди Дикси чуть выше и ближе к голове, чем сердце, находился какой-то очень плотный предмет неправильной формы примерно полдюйма длиной. Это была кость, застрявшая в пищеводе на полпути от глотки к желудку. Миссис Паулук оказалась права, в некотором роде. И уж точно куда ближе к истине, чем я.
Поскольку наша клиника не работала в Новый год и в любом случае не могла обеспечить Дикси лечение ночью, мы перевезли ее в ветеринарную больницу скорой помощи. Думаю, кровавые подробности никому не интересны, поэтому скажу только, что врачи в больнице решили немедленно удалить кость при помощи эндоскопа. Это им удалось, однако при операции обнаружились большие разрывы эпителия, выстилающего пищевод, с которыми ничего нельзя было сделать. Бедная Дикси промучилась еще двое суток, но случай был безнадежный, и миссис Паулук пришлось скрепя сердце решиться и избавить ее от страданий.
Неделю или две спустя миссис Паулук зашла в клинику, чтобы передать мне благодарственную открытку (которую я вряд ли заслуживал) и поговорить. Меня мучило чувство вины из-за неправильного диагноза, а ее – из-за того, что она решила побаловать Дикси свиными ребрышками. Она сказала, что часто давала собаке свиные ребра. То есть это не было чем-то необычным. Дикси регулярно получала их по особым случаям. И миссис Паулук не покривила душой, когда в ответ на мой вопрос сказала, что ничего необычного в тот день не давала. Перед уходом она передала мне небольшой предмет в коричневом бумажном пакете. Это оказалась злосчастная кость. Я положил ее в стеклянную банку и поставил на полку в смотровой № 2: между огромным камнем, заполнившим почти полностью мочевой пузырь крохотного шпица по кличке Гвидо, и коллекцией маринованных паразитов. Кость должна была служить мне напоминанием: не спрашивать, давали ли собаке что-то необычное, а интересоваться, ела ли собака что-то кроме собачьего корма. А еще она напоминает мне, что Чарльз Шульц