Коп легонько прижимает его к дверному косяку, чтобы Расс не размахивал руками, и поворачивается ко мне.

– А его отец?

– Не знаю, – я оборачиваюсь к Рассу. – Где Джим?

Расс пожимает плечами.

– Уехал во Флориду на несколько дней.

– А Энджи?

– С ним.

– Тебя оставили одного?

– Всего на две ночи. Они завтра возвращаются.

– Энджи? – спрашивает коп.

– Жена его отца.

Полицейский выглядит раздраженным, словно у него от нас уже голова раскалывается. Я хочу все ему объяснить, доказать, что все не так хреново, как кажется, но вспоминаю, что это неправда.

– Так парень здесь не живет?

– Жил раньше, – отвечаю я. – Это дом его матери.

– Послушайте, – устало произносит коп. Он мужчина средних лет, с седеющей гусеницей усов и утомленными глазами. – Что бы он там ни курил, у него я ничего не нашел. Моя смена вот-вот кончится, и мне совсем не хочется тратить еще час, оформлять парня за глупую драку на стоянке. У меня самого трое сыновей. Сейчас-то он храбрится, крутого из себя корчит, но в патрульной машине плакал и просил отвезти его сюда. Так-то. Я могу забрать парня в участок и записать на него пару-другую правонарушений. Или же вы впустите его в дом и пообещаете мне, что больше это не повторится.

Расс угрюмо таращится на меня, словно это я во всем виноват.

– Больше это не повторится, – обещаю я.

– Вот и ладно.

Коп отпускает Расса, который резко отдергивает руку, бросается в дом и взбегает по лестнице в свою комнату, посмотрев на меня с нескрываемой ненавистью, пронзившей жирный бок моего пьяного ступора, словно гарпун.

– Спасибо вам, констебль, – благодарю я копа. – Он вообще-то хороший парень. Просто у него выдался трудный год.

– Так-то оно так, – произносит коп и задумчиво трет подбородок. – Но он уже не в первый раз попадается.

– За что?

Коп пожимает плечами.

– Да как обычно. В основном за драку. Ну, мелкое хулиганство. Да и с травкой он явно знаком не понаслышке. Бедолага пошел по дурной дорожке. Я не знаю всю вашу подноготную, но кто-то должен повлиять на него, поговорить с ним и, может быть, отвести к психологу.

– Я скажу его отцу, – обещаю я.

– В следующий раз на парня будет заведено дело.

– Понимаю. Еще раз спасибо.

Напоследок офицер скептически смотрит на меня, и я вижу себя его глазами – растрепанного, неопрятного, небритого, полупьяного, опухшего. Его скептицизм можно понять.

– Примите мои соболезнования. Гибель вашей жены – это большое горе, – говорит он.

– Да, – отвечаю я, закрывая за ним дверь. – Это большое горе для всех нас.

Наверху Расс забрался под одеяло в темноте комнаты, где когда-то жил. Здесь все осталось таким же, как при нем: ни в этой, ни в других комнатах за год, что прошел со смерти Хейли, я ничего не трогал. Дом похож на стоп-кадр из прошлой жизни, сделанный за секунду до того, как все пошло прахом. Я стою в коридоре, в спину мне бьет свет, моя тень падает на складки и изгибы одеяла Расса, а я пытаюсь придумать, что сказать этому странному, сердитому парню, к которому вроде как должен испытывать родственные чувства.

– Я слышу, как ты дышишь, – говорит Расс, не отрывая лица от подушки.

– Извини, – отвечаю я и вхожу в комнату. – Так из-за чего ты подрался?

– Ни из-за чего. Эти уроды просто начали залупаться.

– Они из твоей школы?

– Нет, парни были взрослые.

– Думаю, под кайфом драться трудновато.

– Ага.

Он переворачивается на спину, поднимает голову и ухмыляется.

– Ты что, всерьез полагаешь, что обязан прочитать мне лекцию о вреде наркотиков, капитан Джек[2]?

Я вздыхаю.

– Вот и я так не думаю, – произносит Расс, перекатывается обратно на подушку и ложится лицом на руки. – Послушай, у меня была чертовски долгая и трудная ночь, поэтому, если ты не против…