Выработка навыков слушания приводит к чудесным переменам. Теперь мы сразу замечаем, если кто-то из членов нашей семьи опечален, сердит или раздражен. Все собираются вокруг «пострадавшего», как мухи возле банки с вареньем. Мы демонстрируем свою готовность оказать поддержку и стараемся выяснить, что можно сделать. Это касается и взрослых и детей. Когда мне грустно, я нуждаюсь в утешении, но если я рассержена или раздражена, мне нужно пространство, в таком состоянии я предпочитаю побыть одна. Мои дочери быстро это усвоили, и, когда обстановка накаляется, они спрашивают: «Хочешь пообниматься или нет?» Когда я рассержена, мне нужно выпустить пар и поворчать, мне нужен кто-то, кто выслушал бы меня без комментариев. Точно так же я знаю, как ведут себя мои дочери в разных ситуациях, и могу отреагировать адекватно.


P. S. Между прочим, как вы думаете, почему у нас два уха и один рот? Чтобы слушать в два раза больше, чем говорить? Мне нравится эта мысль.

4. Ответная реакция

Чтобы пояснить, что я имею в виду под ответной реакцией, расскажу о разговоре, который произошел между мной и моей младшей дочерью зимой 2010 года.


Мой собственный опыт

Время ужина, и в кухне витают аппетитные запахи. Я готовлю цыпленка по-тайски с рисом, овощами и вкусным соусом. Я накрыла стол и даже зажгла свечи, отчего в столовой стало очень уютно. Мы высоко ценим такие семейные ужины. По роду работы я часто в отъезде, и ужин – это повод собраться всей семьей, наше «золотое время». Мы говорим обо всем на свете и сидим еще долго после того, как поужинаем. К нам часто заходят друзья, соседи и родственники, но в тот день нас было только трое: я, моя младшая дочь и старшая дочь.

Я.Ужин готов! Садитесь за стол!

Дочери заходят на кухню, и старшая начинает помогать накрывать на стол. Младшая спрашивает: А что на ужин?

Я.Вкусный цыпленок с рисом.

Дочь.О нет! Только не это!

Я.Что такое? Что случилось?

Дочь.Я уже ела сегодня цыпленка с рисом в школе. Хочу что-нибудь другое.

Тут я должна сказать, что, если бы эта юная леди решила пройти прослушивание в театральную школу, ее бы взяли без вопросов, потому что она – воплощенная драма. Она устремляется к холодильнику и открывает дверцу.

Дочь.Есть тут что-нибудь съедобное?!

Я.Я приготовила ужин, и мы будем его есть. Цыпленок совсем не такой, как в школе, – рецептов много. Закрой холодильник и садись за стол. Давайте ужинать.

Потом следуют разные вариации на тему «Ужин так себе, нельзя же есть одно и то же два раза в день, я хочу что-нибудь другое», а я отвечаю что-то вроде «Мы должны быть благодарны за то, что у нас есть еда. Столько людей в мире голодает. Кроме того, я потратила время и силы, чтобы приготовить вкусный ужин». Обстановка накаляется, мы разговариваем на повышенных тонах, и я думаю: «Наверное, нас за несколько кварталов слышно. Бедные соседи».

Я.Иди в свою комнату и успокойся, а потом мы поговорим.

Моя дочь в слезах покидает столовую и громко хлопает дверью. Через некоторое время рыдания стихают и в ее комнате воцаряется тишина.

Наступает время для ответной реакции.

Я захожу в ее комнату и сажусь на краешек постели. Я пришла не для того, чтобы читать ей нотации и рассказывать о голодающих детях. Я решаю сначала выслушать ее, чтобы она потом выслушала меня.

Я.Не хочешь объяснить, что случилось?

Дочь.Мне надоело, вот и все. Не хочу есть то же самое. Я так и сказала, а ты начала кричать на меня.

Я.Значит, тебе не нравится есть дважды одно и то же блюдо?

Дочь.Вот именно.

Я.И ты хотела бы съесть что-то другое?