– Прости, прости, прости, – выговорил он и снова засмеялся.

Я обхватила руками колено и смотрела в небо, пока он не успокоился.

– О боже! – сказал он, переводя дух. – Ты меня уморила! Я имел в виду вот что: ты встречаешь кого-то. Думаешь о нем. Встречаешь его снова, думаешь о нем немного больше, снова меняешься. И так это продолжается. Ты меняешься прямо сейчас. На моих глазах.

– Я – я меняюсь?

– Да. Благодаря встрече со мной.

– Ты высокого мнения о себе, да?

– Может быть. Но знаешь, это действительно так.

И он посмотрел мне в глаза, я – в его, и я поняла: то, что он говорит, – правда, и подумала: «Хочу узнать больше о тебе».

– Когда-то это называлось ухаживанием. – Мне показалось, что в его голосе прозвучала легкая грусть. – В наше время, как это ни прискорбно, такого уже нет. Вы, допустим, встречаетесь на танцплощадке, пять минут третесь голыми животами с одним или одной, потом с другим, другой. Сейчас это значит просто переспать, я же дожидаюсь встречи, предначертанной Небесами.

– Где ты живешь? – поинтересовалась я.

Он неопределенно махнул рукой на запад и сказал, что живет на самой границе графства, и я решила, что речь о границе между Лестерширом и Дербиширом или Ноттингемширом. Он сказал, что там протекает ручей и можно стоять над ним одной ногой на земле одного графства, а другой – на земле другого. Сказал, что живет в доме у озера и что в доме нет ни электричества, ни телевизора, потому что не любит он эти вещи. Предпочитает солнечный свет и лунную дорожку на воде.

– Красиво, – сказала я. – Очень поэтично.

– Может, когда-нибудь придешь посмотреть мой дом, Тара?

– Я не говорила тебе, как меня зовут.

– Говорила.

– Нет.

– Да.

– Не говорила.

Он встал и отошел. Я подумала, что он, возможно, обиделся, но он пошел за своей белой лошадью. Через минуту вернулся с ней, подвел ее ко мне по колокольчикам. Остановился, держа лошадь за уздечку и глядя на меня.

– Так что, хочешь или нет? – спросил он.

– Хочу или нет – что?

– Хочешь или нет увидеть свет на воде?

Я сумела ответить в тон ему:

– Хочу.

Знаю, мне следовало отказаться от предложения. Тогда все было бы по-другому. Не было бы никаких неприятностей. Но в жизни случаются времена, когда дверь открывается и ты видишь проблеск света на воде и знаешь: если не примешь приглашения, дверь захлопнется, и, вероятно, навсегда. Может, ты просто обманываешь себя, думая, что у тебя вообще был выбор; может, ты в любом случае сказала бы «да». Может, отказаться ты не более в силах, чем не дышать. Ты обязательно вздохнешь. Обязательно скажешь «да».

– Тогда садись, – сказал он.

Седла на лошади не было. Просто пыльная красная попона. Он взглянул на меня из-под полуопущенных ресниц и улыбнулся, я встала и подошла к лошади; он бросил поводья и сцепил ладони, чтобы я оперлась на них ногой. И вот я уже сижу на лошади, большие соломенные корзины раскачиваются у моих коленей.

Он повел лошадь по колокольчикам на дорожку для верховой езды. Там, не говоря ни слова, повел через лес. Вскоре дорожка стала немного шире; он остановил лошадь и вспрыгнул на нее позади меня. Потянулся за уздечкой, и я снова почуяла мужской запах и запах конского пота.

Он обхватил меня, положив руку на живот, и меня захлестнуло страшное возбуждение.

– Так тебе удобно? – спросил он.

– Да, – ответила я, – мне удобно.

– Тогда едем.

Свидетель попросил впустить его в дом, но Майкл Клири сказал, что дверь им не откроют. На улице они стояли у окна. И слышали, как кто-то в доме говорит: «Глотай, стерва» или «Глотай, ведьма». Когда дверь открыли, свидетель вошел внутрь и увидел, что Данн и трое братьев Кеннеди прижимают миссис Клири к кровати за руки и ноги, а ее муж поит ее отваром трав с молоком, черпая ложкой из кастрюли. Они заставили ее проглотить отвар, и Клири спросил ее: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, скажи, ты – Бриджет Боланд, жена Майкла Клири?» Она раз или два ответила утвердительно, и ее отец задал ей тот же вопрос. После чего Майкл Клири [полагает свидетель] плеснул на свою жену некую жидкость.