И вот однажды после лекций Борька потащил Олега на заседание литературного объединения при горкоме комсомола. Стихов Башмаков сроду не сочинял, но однажды в армии, когда мысли об изменщице Оксане стали невыносимы, он, сидя в Ленкомнате и делая вид, будто пишет письмо домой, на самом деле запечатлел на бумаге свое глубокое отчаяние. Получилось что-то среднее между рассказом и воплем души. Короче, боец стоит в карауле с автоматом, думает о своей неверной девушке и хочет застрелиться. Он уже передвигает предохранитель, оттягивает затвор, но в этот момент вдруг появляется командир, проверяющий караул, и отчитывает бойца, не крикнувшего своевременно: «Стой! Кто идет?» Все это, кстати, было не придумано, а случилось с Олегом на самом деле.

Литобъединением руководил старенький, седенький поэт-песенник. На каждом заседании он непременно рассказывал одну-две истории, начинавшиеся словами: «Как-то раз мы с Мишей Светловым пошли в ресторан…» У тех, кто регулярно посещал литобъединение, сложилось впечатление, будто Светлов ничего в жизни больше не делал, как только ходил в рестораны, а потом хулиганил вместе с поэтом-песенником.

Первой читала стихи юная дама с белым от пудры лицом и кроваво напомаженными губами. Голос у нее был тонкий, рыдающий:

Подслеповатый руководитель слушал, чуть склонив голову набок, и еле заметно улыбался. Когда она замолчала, он некоторое время жевал губами, а потом задал с виду невинный, но в сущности ехиднейший вопрос:

– А что все-таки сломалось?

– А что обычно ломается у девушек! – хихикнул Борька.

– Без двусмысленностей, юноша! – Старый поэт поднял сухой палец.

– Это же метафора! – чуть не заплакала напудренная.

– Ах, метафора! Вы знаете, как Миша Светлов назвал этого… как его? – Руководитель явно прикидывался, что забыл фамилию знаменитого поэта. – Ну, он еще все Ленина с денег убрать просит…

– Вознесенского! – подсказали из зала.

– Да, этого… Он назвал его «депо метафор». Запомните!

Следом читал парень внушительной рабочей наружности. Каждую рифму он словно вбивал в воздух здоровенным красным кулаком:

– А разве сейчас есть гудки на заводах? – ехидно спросил из зала Слабинзон.

Заводской парень побледнел, сжал кулаки и с ненавистью посмотрел на обидчика:

– Не твое дело!

– Ничего, ничего, это метафора. Так ведь? – коварно улыбнувшись, спросил руководитель.

– Метафора, – угрюмо согласился рабочий поэт.

– Но дело не в метафоре. Это стихи для стенной газеты – не более того.

– Посмотрим! – буркнул парень и скрылся в задних рядах.

– Ну а теперь вы! – Старичок ткнул длинным пальцем в Слабинзона.

– Может, в другой раз? – замялся Борька. – Я не готовился сегодня…

– Поэт всегда должен быть готов любить женщину и читать свои стихи! Запомните!

Дальше последовал длинный рассказ о том, как, выйдя из писательского ресторана, Миша Светлов решил наискосок пересечь площадь Восстания и был остановлен орудовцем. Поднявшись с милиционером в «стакан» для составления протокола, Светлов стал читать стихи и читал до тех пор, пока его не отпустили восвояси.

Башмаков, конечно, уже забыл то длинное Борькино стихотворение с эпиграфом из Павла Когана, в памяти зацепилось лишь одно четверостишие: