Отдышавшись, молча поднимается и застёгивает штаны.
На его лице нет ни единой человеческой эмоции. Лишь равнодушие. Холодное и мёртвое как и его сердце.
Так же молча поднимаюсь с пола и хватаю с кровати Викин халат. Укутываюсь в него, словно эта тряпка способна защитить меня от Каина.
В горле застрял ком, а слёзы непроизвольно текут по щекам.
— Часть долга ты отработала, поздравляю, — ледяной тон Каина повергает меня в пучину боли, а руки сжимаются в кулаки.
Он по прежнему считает меня проституткой.
Пусть.
Так даже лучше.
Отработаю ему этот чёртов аванс и забуду всё. Снова.
— Мама? Мамочка! — из соседней комнаты раздаётся крик моей девочки и я, словно обезумев, несусь мимо Каинова, совершенно не обдуманно, надо заметить…
— Я иду, моя маленькая! Иду, доченька! — врываюсь в комнату, где на кровати мечется моя Даночка — ей снится какой-то детский кошмар, а я замираю у её изголовья, осознав, что Каин всё слышал.
5. ГЛАВА 7
Твою же мать!
Это её дочь!
Она поворачивается ко мне и я вижу дикий ужас, застывший в её глазах. Как тогда…
Подхожу ближе к кровати и почему-то становится хреново на душе, когда снова натыкаюсь взглядом на костыли. Так паршиво, словно в рожу помоями плеснули. Мелкая инвалид? Или, быть может, ногу сломала?
— Что с ней? — задаю глупый вопрос, абсолютно не к месту.
Слышу как она нервно сглатывает — боится, что я девчонку обижу? Дура набитая. Столько лет знала меня. Одно дело всыпать жене-шлюхе, совсем другое — обидеть ребёнка. До этого я никогда не опущусь, каким бы зверем не стал.
— Врождённая травма позвоночника. Родилась такой, — в её шепоте улавливаю нотки презрения и злости.
Как будто я виноват в её бедах. Да, дорогуша. Со шлюхами такое случается. Мыслимо ли, подставлять свою щёлку всем подряд!
Скорее всего, даже не знает, сука, кто папаша. Скриплю зубами и снова хочу припечатать ей между глаз. Нет, чтобы о дочери заботиться, пошла по клубам своей дыркой зарабатывать.
Зарабатывать… Стоп, это она ради мелкой что ли?
Тут же отгоняю от себя грёбаную жалость. Мне какое дело? Да и до рождения ребёнка, будучи женой денежного мешка, она не брезговала чужими хуями. Так что, этот вариант отметаем сразу. Есть сильные женщины, которые ради своего ребенка пойдут сортиры драить и объедки со столов убирать, а есть — такие. Которым проще раздвинуть ноги и отработать, лёжа на спине.
— А отец кто? — с издёвкой спрашиваю и поворачиваюсь к ней.
Хочу увидеть её глаза, когда дрянь будет давить на жалость и рассказывать слезливую байку об изнасиловании, ну или что там шлюхи сочиняют в подобных случаях…
— Не важно. Он умер, — мне кажется, или я слышу грусть?
Мастерица сочинять, что тут скажешь.
— Сколько ей? — сам не знаю, почему задаю эти вопросы.
Просто, наверное, пора уходить, но мне отчего-то не хочется.
Бывшая жена. Потаскуха. Тварь, которой место на трассе…
Я только что поимел её как животное — на полу.
А уходить, блядь, не хочу.
В который раз злюсь на себя за эти долбанные эмоции, что она вызывает во мне одним своим присутствием рядом. Ненавижу. И себя и её.
— Пять, — коротко отвечает и поворачивается к двери. — Тебе пора, Дима.
— Да, действительно, пора. Завтра за тобой заедут. И не смей больше динамить меня, а то в следующий раз так легко не отделаешься, — выхожу из комнаты и направляюсь к входной двери.
Она несётся за мной. Сука… Оставь меня в покое сейчас, а то ведь не сдержусь. Опять залезу на тебя. И не факт, что выберешься из-под меня живой!
— Подожди, Дима! Да послушай же меня! — хватает меня за руку. — Ты же сам видишь, не могу я дочку одну оставить…