В конце 50-х годов Каролина Франческовна перешла на работу в Институт истории (позднее – Институт всеобщей истории) АН СССР. В конце 50–60-х годах она приняла участие в ряде широких дискуссий историков. Дискуссия о нерешенных социальных проблемах революций была организована сектором методологии истории под руководством М. Я. Гефтера269. По итогам дискуссии сектор был ликвидирован, а его сотрудники подверглись преследованиям.

В Институте всеобщей истории Каролина Франческовна долгие годы возглавляла сектор истории Италии, организовала перевод ряда источников и коллективных трудов, в частности была одним из руководителей знаменитой трехтомной «Истории Италии»270, и по сей день служащей специалистам и студентам.

Взгляды К. Ф. Мизиано на общие проблемы Рисорджименто выражены в публикации, подготовленной к Х Международному конгрессу исторических наук в Риме271. В ней, помимо марксистской методологии, связанной прежде всего с пониманием первичности экономической истории как «базиса» и политической и национальной истории как «надстройки», а также отличного владения новейшей историографической панорамой (правда, только в отношении итальянской литературы), следует отметить также яркий полемический запал, подчас создающий представление о конечном характере высказываемых истин. Мы знаем (в частности, по воспоминаниям272), что Каролина Франческовна отнюдь не была жестким догматиком и обладала значительной (особенно в контексте той эпохи и среды) гибкостью мышления. Эти качества сформировались, очевидно, в ходе непрекращающегося диалога с европейскими левыми силами, а также под влиянием нового итальянского искусства и особенно послевоенной литературы и кинематографа. Научная жизнь Италии 50-х годов отмечена бурной дискуссией о характере Рисорджименто (возобновляющейся каждый раз на переломном моменте истории). Противники левого крыла историографии обвиняли марксистов в том, что они, упрощая, сводили суть Рисорджименто к неудавшейся аграрной революции. Определенное зерно истины в этом обвинении имелось, однако картина была сложнее, и К. Ф. попыталась это продемонстрировать.

Представленная в брошюре концепция Рисорджименто, с одной стороны, опиралась на традиционные взгляды о ведущей роли Кавура и Мадзини, о наличии демократического и династического направлений Рисорджименто. Традиционным было само представление о глубокой связи политического и социального в Рисорджименто, о решающей роли народных масс на завершающем его этапе. В то же время, в работе были закреплены (и стали обязательными для мнения многих поколений советских студентов) представления о буржуазной революции в ряде итальянских государств, позволившей Рисорджименто победить, а также о незавершенности этой революции. «Борьба против феодально-абсолютистских порядков носила в Италии характер национально-освободительного движения»273.

Значительно более фундированной и независимой от всякого рода клише является вторая крупная работа Каролины Франческовны, подготовленная с использованием материала докторской диссертации274. Эта монография почти совершенно свободна от идеологических императивов; в ней использована очень широкая, редкая даже для лучших университетских исследователей источниковая база. Судя по богатству архивного материала и непринужденности в выборе жанров источника, Каролина Франческовна не испытывала проблем с заграничными командировками. Получившаяся картина не противоречила в целом основным постулатам позднемарксистской историографии: после завершения своего формирования рабочий класс выступает как монолит, и его воля всегда очевидна и носит исторически прогрессивный характер. Мир в начале ХХ века движется к торжеству социалистической идеи, со всей неотвратимостью пробивающей себе дорогу в умах трудящихся. Рабочее движение «перевешивает» политический контекст и иногда действует «в вакууме», и это – с точки зрения критиков начала XXI века – требует дополнительного читательского осмысления. Тем не менее, представленная в монографии картина очень многообразна. Показаны и колебания части лидеров левого движения, и различия между политическими курсами внутри ИСП и вне ее, и сложные компромиссы, и тонкости реальной политики. Авторское сопереживание родине, которую пришлось покинуть, не бросается в глаза; оно, однако, объясняет глубокую погруженность автора в описываемые сюжеты, знакомые ему не только по книгам.