Под подошвами действительно было липкое.

– У меня «Нива» на ходу, единственная на районе, – продолжал Федор, который уже, кажется, совсем проснулся и теперь трепался как таксист. – Ближайшая больница – двадцать кэ-мэ по бездорожью. Там если чуть дождь прошел – туши свет, болото. А если выброс соли – так вообще. Так что я вроде скорой тут, чуть что – ко мне бегут все. Не могу же я отказать, правда? В этом есть своя ирония, – он помолчал, обернулся. – Вы это, если вам кровь на полу мешает, давайте тряпочку постелим. У меня тут есть, – он вдарил по тормозам и сунул руки под сидение. – Сейчас.

– Нет-нет, все нормально. – Даша посмотрела на Матвея, у него что-то было с лицом – то ли в ужасе, то ли наоборот – вот-вот заржет в голос.

– Ща-ща, – Федор достал старое вафельное полотенце и бросил в ноги Даше. – На него ноги поставьте – так не запачкаетесь. Я в прошлой, в мирской жизни фельдшером на скорой работал, навыки остались – крови не боюсь, рану зашить могу, укол сделать. А теперь вот как – сан принял, приход свой в поселке на пятьсот человек, двадцать лет прошло, а все так же людей в больницу катаю, уколы делаю. От себя не убежишь. Я не жалюсь, конечно. Мое дело какое? Служить, быть полезным. Если польза такая – то пусть.

Какое-то время он ехал молча.

– Вы сказали про выброс соли. Выходит, тут где-то кадавр стоит?

Федор посмотрел на нее в зеркало.

– Так вы из-за нее приехали? Сюда только за ней и ездят. Хотят посмотреть на мертвую.

– Я провожу исследование для Института, – сказала Даша, тон у нее был извиняющийся, она словно пыталась оправдаться перед ним за свой интерес к мортальным аномалиям.

– Ого! Даже так? Я думал, это запрещено, – он посмотрел на нее через зеркало, – это разве не запрещено?

– У меня есть разрешение, – Даша потянулась к рюкзаку, открыла карман.

– Да бросьте вы, не нужно показывать, я верю. Давайте так, сейчас заведем вашу тачку, потом покажу вам мертвую, хотите?

Наконец впереди показались силуэты комбайнов. Небо больше не было непроглядным – тьма отступала. Даша с тревогой смотрела на облака – уже рассвет? – сколько времени прошло?

«Нива» Матвея была на месте, священник подъехал к ней и остановился так, что две машины теперь стояли нос к носу, словно шептались о чем-то. Матвей закрепил клеммы, и через минуту «Самурай» ожил, его круглые фары поморгали и зажглись, загудел двигатель.

– Тут недалеко, езжайте за мной, – сказал Федор, захлопнув капот.

Даша села в машину к Матвею, «Самурай» тронулся и пополз по проселочной, ориентируясь на красные габаритные огни едущей впереди «Нивы». Матвей вдруг захохотал.

– Прости, – сказал он, – видела бы ты свое лицо!

Через пару минут «Нива» Федора остановилась у лесополосы. Он вышел и помахал им рукой. Даша огляделась и поймала себя на мысли, что они тут уже проезжали днем – как можно было не заметить кадавра?

Теперь она отчетливо видела мертвую девочку. МА-53 стояла у самой дороги, запрокинув голову. Опухшие веки, на подбородке – черная гематома, кристаллы соли как иней на волосах.

Пока Матвей распаковывал камеры и штативы, Даша подошла ближе. Девочка стояла с протянутой рукой, и на руке что-то было – остатки оплавившейся, остывшей парафиновой свечки. Следы парафина были повсюду вокруг – прогоревшие свечки у ног девочки.

Даша достала диктофон.

– МА-53, следы парафина всюду. Тут свечки стояли.

– Это наши, с поселка, – сказал Федор.

– Они свечки тут ставят? Зачем?

– Ну как. Идут к мертвой, свечки ей ставят, руки целуют. А потом ко мне – каяться, прощения просить. Бес, мол, попутал, не серчайте, батюшка. Не пойдем больше к мертвой. А потом все равно идут. И так каждый раз. – Он пожал плечами. – Люди.