Но везение на фронте – дело случая. Еще в училище во время разговоров с фронтовиками нам приходилось слышать удивительные истории.

Попал снаряд в блиндаж, где находилось отделение из десяти человек. Всех – в клочья, а на одном даже царапины нет. Или: лежал человек в окопе, переполз к соседу за табачком, а в его окоп тут же мина попала.

Немцы снова пошли в атаку.

– Алексей, к пулемету – огонь!

Из двух пулеметов мы прошлись по немецким целям, не жалея патронов – на целый диск. Неожиданно справа нас поддержал «максим», до того молчавший. Под перекрестным огнем немцы залегли.

– Петр, вперед! Дави гадов!

Танк рванулся вперед. Мы с Алексеем стреляли из пулеметов, Петр давил оставшихся в живых гитлеровцев. От танка не убежишь – ни один пехотинец не сможет бежать со скоростью пятьдесят километров в час.

За четверть часа мы изрыли гусеницами все поле, расстреляли по четыре диска на пулемет. Немецкая атака захлебнулась. Немногие из них, оставшись в живых, добрались до противоположного леса.

– Петр, давай за ними в лес. Там их и додавим.

Мы валили танком деревья, давили убегающих. Хлопнули под гусеницами гранаты – пехотные, не причинившие нам вреда.

Забравшись по просеке поглубже, мы раздавили машину с радиостанцией, походную кухню, пару легких вездеходов. И уже было повернули назад, как выскочили на поляну, на которой стояло несколько брезентовых палаток с красными крестами.

Я толкнул Петра ногой в левое плечо:

– Обходи!

Танк развернулся влево, и я успел заметить в смотровую щель округлившиеся от ужаса и удивления глаза немецких раненых. Но я с ранеными не воюю – я не гитлеровец. Задача воина на войне – вывести противника из строя: ранить, убить, но добивать раненых, которые не представляют угрозы, ниже моего достоинства.

Мы беспрепятственно вернулись на свои позиции. Выбрались из танка, отдышались от порохового дыма, отплевались. Все-таки хорош наш Т-34, но вентиляция в нем плохая. После интенсивной стрельбы дышать просто нечем. И в то же время на июль тысяча девятьсот сорок первого года это – самый быстрый, с толстой броней и отличной пушкой танк. Думаю, будь у нас Т-26 или Б Т, мы бы не отважились на такую вылазку.

К нам подошел старшина в пыльном выцветшем обмундировании:

– Ну вы, танкисты, рисковые ребята! Видел я ваш рейд!

– Никак, не понравилось?

– Какое там! Вы бы и без нашей поддержки, одни бы справились.

– Не, пулеметчик с «максимом» вовремя поддержал, здорово германцев прижали.

– Я тот пулеметчик и есть! Старшина Никифоров из тридцать второго стрелкового полка. В действующей армии еще с финской.

– Молодец, старшина! Кто у вас в пехоте командир?

– Я и есть командир. Старше по званию нет никого. Два лейтенанта у нас было. Одного пулей сразило, второго – при бомбежке. Я чего к вам пришел – патронами небогаты?

– Алексей, отдай старшине полцинка.

Алексей с недовольным видом, кряхтя и страдальчески

глядя на меня, отсыпал старшине в подол гимнастерки пачки с патронами.

Когда старшина ушел, я спросил у Алексея:

– Чего жмешься, одно дело делаем?

– Если тылы отрезаны и немцы сзади, подвоза боеприпасов не будет. Осталось два полных диска и снаряды – в основном бронебойные, фугасных – только два.

Вот те раз!

– Снаряжай, что в цинке осталось, в диски.

А тут еще Петр «обрадовал»:

– Командир, горючки третья часть бака осталась, если ехать по дороге – километров на сто. А если поле месить, как сегодня, на один бой.

Совсем хреново.

Пока Алексей снаряжал диски, я пошел в лес, на место стоянки танка комбрига. Пошарил вокруг – ничего. Пошел в глубь леса. Ведь притаскивали же полевую кухню трактором, может, хоть бочка с соляркой найдется?