– Да, не пойдет, – согласился Джим. – А если ты вообще не стреляешь? Просто припугнешь народ и все. Потом мы запираем пассажиров в трюме, экипаж под дулом бластеров…
– Уже лучше, – одобрительно кивнул Черныш. – Начинаешь думать головой. Но все равно не пойдет.
– Почему?
– А вдруг кто-то захочет погеройствовать? И не один захочет? Стрелять все равно придется. Опять мозги по стенам.
– И что же делать? – На парня было жалко смотреть.
– Если б не тот КамАЗ, – пробормотал Черныш, – заставил бы тебя восстановить аппаратуру и вернуть меня обратно.
– Какой КамАЗ?
– Не важно. Слушай, я вот не пойму. Между нашими эпохами пропасть. Почему мы друг друга так легко понимаем? Язык что, за это время совсем не изменился?
– Изменялся, конечно. Но Итор в тебя лингву вогнал. У нас вся Галактика на интерлингве говорит, вот мы ее в тебя и внедрили, чтоб общаться легче было.
– Понятно. Отсутствие языкового барьера большой плюс. Ладно. Вернемся к нашим баранам. На космодром легко попасть?
– Если ты служащий или пассажир, то легко.
– А если нет?
– Тогда входной контроль тебя туда не пустит. В твоем же Иторе нет кода разрешения на проход в зону космодрома. Хотя у тебя и Итора-то нет.
– Твоими молитвами. – Петр задумчиво посмотрел на бластер. – Говоришь, сам его собрал?
– Ну да.
– А в файлах вашего пентагона случайно нет подробного описания космического лайнера?
– Пентагона?
– КГБ.
– Есть. Итор, покажи. – Браслет юноши развернул объемную голографическую проекцию космического корабля. – Это грузовой корабль. – Изображение сменилось. – Это пассажирский лайнер. Это каботажник. А вот военные пошли. Крейсер, эсминец…
Изображение сменялось одно за другим. Глядя на них, Черныш о чем-то напряженно думал.
– Еще вопрос, – прервал он трансляцию достижений космической техники будущего. – Вашему кружку «Умелые ручки» такой вот крейсер слабо́ склепать?
– У нас нет такого кружка, – опешил Джим.
– Я имею в виду тебя, бестолочь!
– Ну… я… это… – Парень задумался. – Если найти пару десятков дроидов с соответствующими сервомеханизмами и подходящий для работы материал, то по этим данным запросто. Я с сервера КГБ все конструкции и технологии скачал… Да где ж столько металла и прочей фигни найдешь?
– Спокойно! Еще вопрос. Куда девают отслужившие свой срок корабли?
– Некоторые в музей космонавтики отправляют, но там их мало. По одному экземпляру каждого вида, а все остальные на утилизацию. Военные корабли на базе утилизации БУ-1 в Аргентине, а гражданские суда на БУ-2 под Пермью. Ее у нас называют кладбищем погибших кораблей. Там их разбирают, распиливают и отправляют по кускам в переплавку.
– Все ненужное на слом, соберем металлолом, – пробормотал Черныш. – Изумительно. И много там работает народу?
– Итор, вопрос к тебе, – обратился к идентификатору Джим.
– Один человек, – откликнулся Итор.
– Имя, – потребовал уточнения Черныш.
– Некто Гиви Зурабович Трепанидзе.
– Забавные ассоциации мне это имя навевает. Стоп. Всего один? А почему так мало? – поразился Петр.
– А ему больше никто не нужен, – хмыкнул Итор. – Человеческая раса обленилась. За них всё роботы делают. Режут, штампуют, прессуют. Люди давно уже только на кнопки нажимают.
– Да, полный регресс, – согласился артист. – Значит, там работает всего один человек.
– Не считая четырех охранников ПБ, работающих посменно.
– Что входит в их задачу? – насторожился Петр.
– Отгонять любопытную детвору от зоны повышенной опасности. Они работают на флаерах, сканируя пространство вдоль периметра свалки.
– Понял. – Черныш вопросительно посмотрел на Джима. – А ты все понял, юнга?