Так и оказалось. Заявление не содержало новой информации, из-за которой стоило бы срочно связываться с редакциями.

– Судьба Кирмана трагична и символична в равной мере, – закончил Паттерсон, – но работу его, несомненно, продолжат коллеги. Рак будет побежден, господа.

– Послушайте, мистер Паттерсон, – не выдержал Крафт, – мы с вами сотрудничаем не первый месяц. Зачем эти пустые разговоры?

– Мистер Крафт, – сухо сказал Паттерсон, глядя не на репортера, а в объектив одной из телекамер, – я зачитал текст официального коммюнике. Каждый из присутствующих получит копию. От себя могу сказать: ситуация, по-моему, настолько ясна, что я не понимаю причин вашего повышенного интереса. Войдите, наконец, в положение смертельно больного человека. Вам нужна сенсация, а перед вами человеческая трагедия…

– Уважаемый пресс-секретарь, – Крафт тоже перешел на официальный тон; по рядам пробежали смешки. Все знали, что Паттерсон с Крафтом давно знакомы, не раз вместе обедали, отчего многие сведения перепадали первыми именно Крафту. Однако сейчас и он находился на голодном информационном пайке. – Перед нами именно человеческая трагедия, как вы изволили выразиться, которую вы почему-то превращаете в фарс. Нам не нужна сенсация, нам нужны факты, а уж сделать из них сенсация – наша профессия.

– Я и сообщаю факты, – начал Паттерсон.

– Которые не соответствуют действительности.

– Послушайте, мистер Крафт…

– Нет уж, послушайте вы, мистер Паттерсон. Если все здесь так ясно, то почему заявление делаете вы от имени госдепартамента, а не главный врач клиники от имени консилиума? Почему никто из врачей не захотел с нами разговаривать и перед прессой оказались закрыты все двери в клинику? Почему никто из нас не смог отыскать бывшую жену Кирмана? Почему в университете штата Нью-Йорк, где, по официальным данным, работает Кирман, его никто не видел уже года два? Почему Нобелевская премия присуждена Кирману за работы десятилетней давности – не потому ли, что за последние годы научная деятельность лауреата резко сократилась? И верите ли вы сами, мистер Паттерсон, что нам покажут Кирмана, пусть даже и мертвого? И если покажут, то кто сможет достоверно сказать, что умер он именно от рака?

– Я должен ответить на эти вопросы сразу или по очереди?

– Да как хотите? – Крафт пожал плечами.

– По первому вопросу: мы посчитали нецелесообразным отрывать врачей от работы – состояние Кирмана, повторяю, критическое. Прессу пока действительно решено в клинику не допускать – это распоряжение главного врача, и не нужно обвинять меня в том, что я его санкционировал. Бывшая жена Кирмана – потому и бывшая, чтобы делать то, что ей заблагорассудится. Я тоже не знаю, где она сейчас, и меня это не интересует. Что касается остальных вопросов, то комментариев не будет.

– Мистер Паттерсон, – подала из первого ряда голос Мэри Пенроуз из CBS, – ни в ваших ответах, ни в официальном коммюнике нет, к сожалению, новой информации. Все это мы и так знали…

– Весьма сожалею…

– Я закончу, если позволите, – спокойно продолжала Мэри Пенроуз. – Все это нашим зрителям, слушателям и читателям известно. Известно им также и то, о чем вы умолчали и что уже появилось сегодня в утренних газетах: Кирмана в клинике попросту нет. Еще вчера вечером он был похищен. Вот почему нам его не показывают. Вот почему клиника наводнена агентами из Лэнгли и вот почему от расследования фактически отстранено ФБР. Что вы скажете по этому поводу?

– У вас и ваших коллег, мисс, слишком богатое воображение…

Крафт вздохнул и начал пробираться к выходу. Пресс-конференция увядала на глазах. Паттерсон проследил взглядом за своим строптивым приятелем и перевел дух – кажется, конец. В это время из-за монитора вынырнул маленького роста мужчина и сказал: