Настя все время смотрела Коле Садкову в рот в ожидании, что он скажет что-нибудь смешное, готовясь тихонько засмеяться. Васе это не очень нравилось. Он пытался привлечь ее внимание к себе, но у него не получалось. Не сумев придумать ничего лучшего, он предложил ей пойти вечером погулять. И тут все разом кончилось. Девушка посмотрела на него удивленно, насмешливо и ответила:

– Гулять я не хочу.

– Может, все-таки пойдем? – оробел Василий.

– И не подумаю даже идти, – закапризничала Анастасия.

На выходные дни ученики уходили домой. Осенью, в ненастную погоду, их встречали на лошади на перевозе через реку. Зимой в морозы тоже встречали. Во время ходьбы Василий ходил здорово, Лёнька с Колей не успевали за ним, они за это сердились на него. Выходной день они проводили на лыжах, ходили в лес, проверяли поставленные на зайцев петли, а то просто катались с горы, бывало, бездельничали. Уроки готовили в субботу вечером. В понедельник рано собирались в школу. Если кто-нибудь ехал на базар в Вознесенское, то с ними на повозке уезжали и ученики. Иногда на первый урок опаздывали, за что попадало от учителей. Да и это отражалось на учёбе.

После выходных Вася снова встретился с Настей. Они перебрасывались разными шуточками, и через несколько дней он решил, что отношения у них наладились. Он опять пригласил ее вместе погулять. Едва он успел сказать про эту злосчастную прогулку, как понял, что снова сделал глупейший промах. Девушка сразу перестала смеяться и посмотрела на него каким-то сострадательным взглядом, как смотрят на человека, сказавшего что-нибудь скучное и давно надоевшее.

Кровь ударила ему в голову. Еще минуту до того, как у него невзначай сорвалось с языка это приглашение, он думал только о том, как приятно будет провести вместе вечер. Но как только она отказалась, он вдруг понял, что теперь никогда, ни за что не поставит себя в такое смешное положение перед этой девчонкой.

В школе проучились до «святок», то есть до каникул. Все ребята с поселка договорились, что больше в школу учиться не пойдут. Если бы школа была поближе, а то приходилось шагать 12 километров. На лошади не всегда удавалось приехать или уехать. Книжки свои забросили, остаток зимы проболтались кто где.

Вася об одном жалел, что не сможет видеться с Настей.

Первое время коммунары жили единой дружной семьёй. Во всём был достаток. Урожаи собирали хорошие, крестьяне окружающих деревень во время интервенции и гражданской войны сдавали весь хлеб государству, оставляя себе только на питание и семена, а коммунаров это не касалось.

На третий год хозяйство коммуны пошатнулось. Частая смена руководства коммуны отразилось на экономике. За четыре года сменилось пять председателей. И все они были родственниками и близкими самого организатора коммуны. Из бедных тружеников на пост председателя людей не находилось, потому что грамотных не было.

«Пережитки частной собственности имели большой перевес по сравнению с общественной. Каждый с тремился удовлетворить свои потребности в первую очередь, а потом, что останется, внести в общественный фонд. Например, доярки молоко крали. Председатель спросит:

– Что мало надоила?

Она ответит:

– Лягнула корова, молоко разлилось.

На сливотделении тоже крали. Сливки себе, а рабочему снятое молоко. Начнут возмущаться, работница скажет, что попала в ведро то мышь, то крыса, и пришлось отдать скоту.

Фураж на фермах тоже присваивался, на птичнике была такая же картина.

На мельнице работали 4 человека: мастер и 3 рабочих. Один из них – старший – взвешивал зерно, отпускал муку и получал за размол деньги. Установлена была очередь. Неделю работает одна группа, другую неделю другая. Учёта настоящего не было, часть денег присваивали себе.