Иван Леонтьевич, сидевший за столом, и увлёкшись подсчётами, не обращал внимания на жену.

– Уже запахло поджаркой, Мария Ивановна! – засмеялся Володя Маулин, тоже любитель побалагурить при народе.

– Ой, и правда, мужики. Наверное, хватит, а то как бы не лопнула кожа, как на пережаренном поросёнке, когда его палят и гладят раскалённым железом.

Мария Ивановна зашла за перегородку, поставила в дверях табуретку и села, закинув ногу на ногу, начала щелкать подсолнечные семечки.

В двери заскрёбся кот, ему открыли дверь. Кот мохнатый, дымчатой шерсти сибирской породы медленной походкой возле сидящих на полу мужиков прошёл к печке и улёгся на полу. Кот нагрел свои озябшие пальцы на лапах, встал. Замурлыкал, подошёл к хозяйке и стал тереться об её толстые ноги.

– Что, проголодался, скотинка, за ночь? Не накормили, видно, тебя «невесты»?

Мария Ивановна встала с табуретки и пошла за перегородку. Кот тоже пошёл, ткнулся своей мордочкой в свою чашку. Но, видя, что в ней ничего нет, он снова замурлыкал, прося у хозяйки завтрак. Мария Ивановна накрошила в чашку мягкого хлеба, залила свежим молоком и снова села на табуретку. Кот наелся, обтёр свою мордочку лапками, подошёл к хозяйке и запрыгнул к ней на колени».

Мужики, с которыми производился расчёт, уходили по домам, на их место приходили новые. Усаживались так же: кто где мог, и ждали своей очереди. Вася домой не уходил, сидя на полу возле дверного косяка, ожидая отца, слушал разные рассказы мужиков.

В дверях показался старик Леонтий, увидел Васю, заругался:

– Что, грабёна мать, тут торчишь, место занимаешь? Шёл бы домой.

– А что тебе, дедушка, места не хватает? – воспротивился Вася – раздевайся да полезай на печь.

– Ах ты, молокосос! Учить ещё меня вздумал! Ты пошто пришел?

– Тяте пособить.

Леонтий, прищурившись, оглядел сидящих людей:

– Тереха, однако, это твой парнишка-то?

– Мой, дядя Леонтий, – ответил отец.

– Вострый он у тебя на язык. Ну ладно, ладно, нехай себе сидит. А то я чуть было не осерчал.

Старик снял за занавеской пиджак и шапку и, громко кряхтя, полез на печь.

Тут же зашли Андрюха с женой Марией Никандровной и его сестра Таня. Они все во дворе хлопотали за скотом.

Пока Андрей был не женатый, а Таня заканчивала гимназию, Корепины держали работниц, а сейчас они управлялись по хозяйству сами. Летом, во время страды, держали подённых рабочих. А на конях с самой весны до осени на них батрачил Терентий.

Вошедшие разделись и прошли в большую половину, что называлась залом. Двери в зал всегда были закрыты, и посторонним «чёрным» людям входить в зал не разрешалось.

У Андрея Ивановича был сын Никишка, на два года моложе Васи. Иногда Вася со своими сверстниками: Колей Гусевым и Иваном Суровиковым захаживали к ним, проходили в их хоромы, играли в детские игры. Вася видел эти хоромы.

«Зал, или, как его называли, гостиная, куда собирались гости, был большой. Пол устлан коврами и бархатными дорожками. Посередине стоял большой круглый стол, покрытый дорогой скатертью с кистями, свисающими почти до самого пола. Вокруг стола и возле стен стояли венские стулья. Окна, расположенные с одной стороны, выходили в сад. На окнах висели дорогие шторы. Над столом висела медная люстра большого размера на фигурных цепях. Подсвечники расположены в три ряда конусом к потолку. В патроны подсвечников ставились толстые белые восковые свечи. В праздничные вечера свечи зажигали полностью. На стенах в больших рамах висели картины, нарисованные масляными красками. В одном из простенков висело большое групповое фото – это члены губернской Думы. Среди группы на переднем плане в середине – хозяин дома Иван Леонтьевич Корепин – с такой же бородой, расчёсанной надвое. В одном углу возле окна на специальной подставке стоял граммофон с большой зелёной трубой.