То, как предметы пытаются предстать перед нами, то, как они словно бы предупреждают ценностные возражения и подчиняются скрытой юрисдикции социальной иерархии, заранее ее при этом отвергая, – все это, создавая живую драму частной собственности, изображает

также особую социальную страсть и питает социальную патетику подобного дискурса предметов. Не будем забывать, что, несмотря на все важные отличия, демонстрация собранного урожая в садах жителей Тробрианских островов тоже всегда является провокацией, соревнованием, вызовом, оставаясь при этом ритуалом, нацеленным на создание порядка ценностей, правилом игры, необходимым, чтобы примкнуть к этому порядку. В потлаче «доказательство приводится» неуемным разрушением предметов и богатств. В тех формах частной собственности и частного потребления, которые нам известны и которые, якобы, основываются на индивидуальном порядке, этот социальный антагонистический аспект демонстративности как будто бы отклонен и аннулирован. Но в действительности – ничего подобного, дело может обернуться таким образом, что процессы, происходящие внутри общества «потребления», с новой силой воссоздадут функцию «антагонистических» индикаторов, присущую предметам. Как бы то ни было, что-то от древних практик все еще преследует современные предметы, так что их присутствие не бывает нейтральным, оно всегда страстно.

На уровне предметов многие стилистические модальности отсылают к указанной «риторике безнадежности». Все они берут начало в логике (или эстетике) симуляции – симуляции буржуазных моделей домашней организации. Нужно, впрочем, отметить, что референтными моделями в таком случае оказываются не модели современных высших классов, поскольку последние требуют гораздо большей изобретательности. Для «активных» классов ориентиром стал традиционный буржуазный порядок, который был сформирован в период от Империи до Реставрации в процессе усвоения прежних аристократических моделей.

Этот риторический «мелкобуржуазный» порядок управляется двумя главными принципами: с одной стороны, насыщенностью и избыточностью, а с другой – симметрией и иерархией. Очевидно, что возможны многочисленные пересечения этих принципов (так, симметрия является одновременно и избыточностью, включая при этом идею центра). Тем не менее, сами по себе они различны: один – насыщенность/избыточность – выражает неорганическую, тогда как другой – симметрия/иерархия – органическую структуру этого порядка. Отметим также, что эти способы организации по своей сущности не связаны только лишь с буржуазным или мелкобуржуазным порядком, поскольку их можно выявить и в более общем антропологическом или эстетическом анализе. Но в данном случае они интересуют нас лишь в силу своего социального определения, то есть как специфическая риторика данной социальной категории.

Насыщенность: известно, что буржуазный дом замкнут сам на себя, будучи полным как яйцо. Наследство, накопление являются знаками «статуса» и благосостояния. Точно так же мелкобуржуазный интерьер характеризуется своеобразной теснотой. Верно, что иногда ему не хватает пространства, но эта пространственная нищета вызывает реакцию компенсации: чем меньше пространства, тем больше надо накапливать вещей (примерно таким же образом в радиоиграх, за отсутствием «благородных» культурных мотиваций, главную роль играет критерий объема памяти). Иногда, впрочем, «полными» оказываются только некоторые комнаты, отдельные уголки дома. Следовательно, при анализе необходимо прежде всего обращать внимание на различные аспекты игры с полнотой и пустотой, на некую логистику, которая задает определенные места хранения, складирования, сбережения – некогда аналогичная функция принадлежала погребам и подвалам. Простое нагромождение или же агрегаты предметов, частичные или остаточные синтагмы, синтаксические концепции ансамблей предметов: в таком виде дом или комнату можно анализировать с точки зрения топографии. Но, повторимся, подобный способ изучения лишен всякого интереса, если он не дополняется социальной логикой: у каждого класса есть свои способы организации, начиная с накопления предметов, обусловленного дефицитом, и заканчивая обдуманной и взвешенной архитектурой.